Неточные совпадения
Два его товарища, лежа в своей
лодке, нисколько не смущались тем, что она черпала, во время шквала, и кормой, и носом; один лениво выливал
воду ковшом, а другой еще ленивее смотрел
на это.
Дня три я не сходил
на берег: нездоровилось и не влекло туда, не веяло свежестью и привольем. Наконец,
на четвертый день, мы с Посьетом поехали
на шлюпке, сначала вдоль китайского квартала, состоящего из двух частей народонаселения: одна часть живет
на лодках, другая в домишках, которые все сбиты в кучу и лепятся
на самом берегу, а иные утверждены
на сваях,
на воде.
Что за заливцы, уголки, приюты прохлады и лени, образуют узор берегов в проливе! Вон там идет глубоко в холм ущелье, темное, как коридор, лесистое и такое узкое, что, кажется, ежеминутно грозит раздавить далеко запрятавшуюся туда деревеньку. Тут маленькая, обстановленная деревьями бухта, сонное затишье, где всегда темно и прохладно, где самый сильный ветер чуть-чуть рябит волны; там беспечно отдыхает вытащенная
на берег
лодка, уткнувшись одним концом в
воду, другим в песок.
Куда спрятались жители? зачем не шевелятся они толпой
на этих берегах? отчего не видно работы, возни, нет шума, гама, криков, песен — словом, кипения жизни или «мышьей беготни», по выражению поэта? зачем по этим широким
водам не снуют взад и вперед пароходы, а тащится какая-то неуклюжая большая
лодка, завешенная синими, белыми, красными тканями?
Многие из нас и чаю не пили, не ужинали: все смотрели
на берега и
на их отражения в
воде,
на иллюминацию,
на лодки, толкуя, предсказывая успех или неуспех дела, догадываясь о характере этого народа.
Как они засуетились, когда попросили их убрать подальше караульные
лодки от наших судов, когда вдруг вздумали и послали одно из судов в Китай, другое
на север без позволения губернатора, который привык, чтоб судно не качнулось
на японских
водах без спроса, чтоб даже шлюпки европейцев не ездили по гавани!
Едучи с корвета, я видел одну из тех картин, которые видишь в живописи и не веришь: луну над гладкой
водой, силуэт тихо качающегося фрегата, кругом темные, спящие холмы и огни
на лодках и горах.
Одну большую
лодку тащили
на буксире двадцать небольших с фонарями; шествие сопровождалось неистовыми криками;
лодки шли с островов к городу; наши, К. Н. Посьет и Н. Назимов (бывший у нас), поехали
на двух шлюпках к корвету, в проход; в шлюпку Посьета пустили поленом, а в Назимова хотели плеснуть
водой, да не попали — грубая выходка простого народа!
Лодки эти превосходны в морском отношении:
на них одна длинная мачта с длинным парусом. Борты
лодки, при боковом ветре, идут наравне с линией
воды, и нос зарывается в волнах, но
лодка держится, как утка; китаец лежит и беззаботно смотрит вокруг.
На этих больших
лодках рыбаки выходят в море, делая значительные переходы. От Шанхая они ходят в Ниппо, с товарами и пассажирами, а это составляет, кажется, сто сорок морских миль, то есть около двухсот пятидесяти верст.
На палубе можно было увидеть иголку — так ярко обливало зарево фрегат и удалявшиеся японские
лодки, и еще ярче отражалось оно в
воде.
«
На берег кому угодно! — говорят часу во втором, — сейчас шлюпка идет». Нас несколько человек село в катер, все в белом, — иначе под этим солнцем показаться нельзя — и поехали, прикрывшись холстинным тентом; но и то жарко: выставишь нечаянно руку, ногу, плечо — жжет. Голубая
вода не струится нисколько; суда, мимо которых мы ехали, будто спят: ни малейшего движения
на них;
на палубе ни души. По огромному заливу кое-где ползают
лодки, как сонные мухи.
Штиль, погода прекрасная: ясно и тепло; мы лавируем под берегом. Наши
на Гото пеленгуют берега. Вдали видны японские
лодки;
на берегах никакой растительности. Множество красной икры, точно толченый кирпич, пятнами покрывает в разных местах море. Икра эта сияет по ночам нестерпимым фосфорическим блеском. Вчера свет так был силен, что из-под судна как будто вырывалось пламя; даже
на парусах отражалось зарево; сзади кормы стелется широкая огненная улица; кругом темно; невстревоженная
вода не светится.
Река, чем ниже, тем глубже, однако мы садились раза два
на мель: ночью я слышал смутно шум, возню; якуты бросаются в
воду и тащат
лодку.
Между тем они
на гребле работают без устали, тридцать и сорок верст, и чуть станем
на мель, сейчас бросаются с голыми ногами в
воду тащить
лодку, несмотря
на резкий холод.
«А вы куда изволите: однако в город?» — спросил он. «Да, в Якутск. Есть ли перевозчики и
лодки?» — «Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!» — сказал он, указывая
на толпу якутов, которые стояли поодаль. «А
лодки?» — спросил я, обращаясь к ним. «Якуты не слышат по-русски», — перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые пошли к берегу, и я за ними. У пристани стояли четыре
лодки. От юрты до Якутска считается девять верст: пять
водой и четыре берегом.
Я не уехал ни
на другой, ни
на третий день. Дорогой
на болотах и
на реке Мае, едучи верхом и в
лодке, при легких утренних морозах, я простудил ноги.
На третий день по приезде в Якутск они распухли. Доктор сказал, что
водой по Лене мне ехать нельзя, что надо подождать, пока пройдет опухоль.
С наступлением тихой погоды хотели наконец, посредством японских
лодок, дотащить кое-как пустой остов до бухты — и все-таки чинить. Если фрегат держался еще
на воде в тогдашнем своем положении, так это, сказывал адмирал, происходило, между прочим, оттого, что систерны в трюме, обыкновенно наполненные пресной
водой, были тогда пусты, и эта пустота и мешала ему погрузиться совсем.
Неточные совпадения
«Ты видел, — отвечала она, — ты донесешь!» — и сверхъестественным усилием повалила меня
на борт; мы оба по пояс свесились из
лодки; ее волосы касались
воды; минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее в волны.
Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула по нервам толпы, но
на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска
воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или
лодка — все двигалось, кружилось и опадало.
Забив весло в ил, он привязал к нему
лодку, и оба поднялись вверх, карабкаясь по выскакивающим из-под колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер
на обрыве. Двинулись тени и отраженное
водой пламя; в отступившем мраке высветились трава и ветви; над костром, перевитым дымом, сверкая, дрожал воздух.
Но
лодки было уж не надо: городовой сбежал по ступенькам схода к канаве, сбросил с себя шинель, сапоги и кинулся в
воду. Работы было немного: утопленницу несло
водой в двух шагах от схода, он схватил ее за одежду правою рукою, левою успел схватиться за шест, который протянул ему товарищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили
на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
Но и подумать нельзя было исполнить намерение: или плоты стояли у самых сходов, и
на них прачки мыли белье, или
лодки были причалены, и везде люди так и кишат, да и отовсюду с набережных, со всех сторон, можно видеть, заметить: подозрительно, что человек нарочно сошел, остановился и что-то в
воду бросает.