Неточные совпадения
Вам хочется знать, как я вдруг из своей покойной комнаты, которую оставлял только
в случае крайней надобности и всегда с сожалением, перешел на зыбкое лоно морей, как, избалованнейший из всех вас городскою жизнию, обычною суетой дня и мирным спокойствием ночи, я вдруг,
в один день,
в один час, должен был ниспровергнуть этот
порядок и ринуться
в беспорядок жизни моряка?
С первого раза невыгодно действует на воображение все, что потом привычному глазу кажется удобством: недостаток света, простора, люки, куда люди как будто проваливаются, пригвожденные к стенам комоды и диваны, привязанные к полу столы и стулья, тяжелые орудия, ядра и картечи, правильными кучами на кранцах, как на подносах, расставленные у орудий; груды снастей, висящих, лежащих, двигающихся и неподвижных, койки вместо постелей, отсутствие всего лишнего;
порядок и стройность вместо красивого беспорядка и некрасивой распущенности, как
в людях, так и
в убранстве этого плавучего жилища.
Веселились по свистку, сказал я; да, там, где собрано
в тесную кучу четыреста человек, и самое веселье подчинено общему
порядку. После обеда, по окончании работ, особенно
в воскресенье, обыкновенно раздается команда...
Здесь прилагаю два письма к вам, которые я не послал из Англии,
в надежде, что со временем успею дополнить их наблюдениями над тем, что видел и слышал
в Англии, и привести все
в систематический
порядок, чтобы представить вам удовлетворительный результат двухмесячного пребывания нашего
в Англии.
«Не шуми, сиди смирно!» — беспрестанно раздается
в обыкновенном
порядке береговой стражи.
Мне надо было несколько изменить
в каюте
порядок, и это стоило немалого труда.
Улеглись ли партии? сумел ли он поддержать
порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот вопросы, которые шевелились
в голове при воспоминании о Франции. «
В Париж бы! — говорил я со вздохом, — пожить бы там,
в этом омуте новостей, искусств, мод, политики, ума и глупостей, безобразия и красоты, глубокомыслия и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем всех этих проказ!» «А вот Испания с своей цветущей Андалузией, — уныло думал я, глядя
в ту сторону, где дед указал быть испанскому берегу.
Тогда они явились с повинной головой, согласились на предложенные им условия, и все вошло
в прежний
порядок.
Из хозяев никто не говорил по-английски, еще менее по-французски. Дед хозяина и сам он, по словам его, отличались нерасположением к англичанам, которые «наделали им много зла», то есть выкупили черных, уняли и унимают кафров и другие хищные племена, учредили новый
порядок в управлении колонией, провели дороги и т. п. Явился сын хозяина, здоровый, краснощекий фермер лет двадцати пяти,
в серой куртке, серых панталонах и сером жилете.
Вскоре все пришло
в прежний
порядок.
— Да нет, господа, я прежде всех увидал его; вы еще там,
в деревне, были, а я… Постойте, я все видел, я все расскажу по
порядку.
Я на родине ядовитых перцев, пряных кореньев, слонов, тигров, змей,
в стране бритых и бородатых людей, из которых одни не ведают шапок, другие носят кучу ткани на голове: одни вечно гомозятся за работой, c молотом, с ломом, с иглой, с резцом; другие едва дают себе труд съесть горсть рису и переменить место
в целый день; третьи, объявив вражду всякому
порядку и труду, на легких проа отважно рыщут по морям и насильственно собирают дань с промышленных мореходцев.
Он подробно объяснил нам свойства каждого растения, которые рассажены
в систематическом
порядке.
Этот
порядок принят издавна
в отношении ко всем иностранным судам.
Опять появились слуги: каждый нес лакированную деревянную подставку, с трубкой, табаком, маленькой глиняной жаровней, с горячими углями и пепельницей, и тем же
порядком ставили перед нами. С этим еще было труднее возиться. Японцам хорошо, сидя на полу и
в просторном платье, проделывать все эти штуки: набивать трубку, закуривать углем, вытряхивать пепел; а нам каково со стула? Я опять вспомнил угощенье Лисицы и Журавля.
В бумаге заключалось согласие горочью принять письмо. Только было, на вопрос адмирала, я разинул рот отвечать, как губернатор взял другую бумагу, таким же
порядком прочел ее; тот же старик, секретарь, взял и передал ее, с теми же церемониями, Кичибе.
В этой второй бумаге сказано было, что «письмо будет принято, но что скорого ответа на него быть не может».
Едва мы вышли на крыльцо, музыка заиграла, караул отдал честь полномочному, и мы
в прежнем
порядке двинулись к пристани.
Но, несмотря на запах, на жалкую бедность, на грязь, нельзя было не заметить ума,
порядка, отчетливости, даже
в мелочах полевого и деревенского хозяйства.
Почва, по природе, болотистая, а ни признака болота нет, нет также какого-нибудь недопаханного аршина земли; одна гряда и борозда никак не шире и не уже другой. Самые домики, как ни бедны и ни грязны, но выстроены умно; все рассчитано
в них; каждым уголком умеют пользоваться: все на месте и все
в возможном
порядке.
Порядок тот же, как и
в первую поездку
в город, то есть впереди ехал капитан-лейтенант Посьет, на адмиральской гичке, чтоб встретить и расставить на берегу караул; далее, на баркасе, самый караул,
в числе пятидесяти человек; за ним катер с музыкантами, потом катер со стульями и слугами; следующие два занимали офицеры: человек пятнадцать со всех судов.
Эйноске быстро подполз к ногам второго и приложил лоб к полу; тот повторил те же приветствия и
в таком же
порядке.
С музыкой,
в таком же
порядке, как приехали, при ясной и теплой погоде, воротились мы на фрегат. Дорогой к пристани мы заглядывали за занавески и видели узенькую улицу, тощие деревья и прятавшихся женщин. «И хорошо делают, что прячутся, чернозубые!» — говорили некоторые. «Кисел виноград…» — скажете вы. А женщины действительно чернозубые: только до замужства хранят они естественную белизну зубов, а по вступлении
в брак чернят их каким-то составом.
Их помирили, заставив китайцев подписать условие слушаться, а шкиперу посоветовали завести побольше
порядка и воды, да не идти прямо
в Сан-Франциско, а зайти на Сандвичевы острова.
Проехав множество улиц, замков, домов, я выехал
в другие ворота крепости, ко взморью, и успел составить только пока заключение, что испанский город — город большой, город сонный и город очень опрятный. Едучи туда, я думал, правду сказать, что на меня повеет дух падшей, обедневшей державы, что я увижу запустение, отсутствие строгости,
порядка — словом, поэзию разорения, но меня удивил вид благоустроенности, чистоты: везде видны следы заботливости, даже обилия.
Порядок строгий; ни одна коляска не смеет обогнать другую, ни остановиться
в рядах.
Наш катер вставал на дыбы, бил носом о воду, загребал ее, как ковшом, и разбрасывал по сторонам с брызгами и пеной. Мы-таки перегнали, хотя и рисковали если не перевернуться совсем, так черпнуть
порядком. А последнее чуть ли не страшнее было первого для барона: чем было бы тогда потчевать испанок, если б
в мороженое или конфекты вкатилась соленая вода?
При этом, конечно, обыкновенный, принятый на просторе
порядок нарушается и водворяется другой, необыкновенный.
В капитанской каюте, например, могло поместиться свободно — как привыкли помещаться порядочные люди — всего трое, если же потесниться, то пятеро. А нас за стол садилось
в этой каюте одиннадцать человек, да
в другой, офицерской, шестеро. Не одни вещи эластичны!
Но обед и ужин не обеспечивали нам крова на приближавшийся вечер и ночь. Мы пошли заглядывать
в строения:
в одном лавка с товарами, но запертая. Здесь еще пока такой
порядок торговли, что покупатель отыщет купца, тот отопрет лавку, отмеряет или отрежет товар и потом запрет лавку опять.
В другом здании кто-то помещается: есть и постель, и домашние принадлежности, даже тараканы, но нет печей. Третий, четвертый домы битком набиты или обитателями местечка, или опередившими нас товарищами.
Русский священник
в Лондоне посетил нас перед отходом из Портсмута и после обедни сказал речь,
в которой остерегал от этих страхов. Он исчислил опасности, какие можем мы встретить на море, — и, напугав сначала
порядком, заключил тем, что «и жизнь на берегу кишит страхами, опасностями, огорчениями и бедами, — следовательно, мы меняем только одни беды и страхи на другие».