Неточные совпадения
Еще более взгрустнется провинциалу, как он войдет в один из этих домов,
с письмом издалека. Он думает, вот отворятся ему широкие объятия, не будут знать, как принять его, где посадить, как угостить; станут искусно выведывать, какое его
любимое блюдо, как ему станет совестно от этих ласк, как он, под конец, бросит все церемонии, расцелует хозяина и хозяйку, станет
говорить им ты, как будто двадцать лет знакомы, все подопьют наливочки, может быть, запоют хором песню…
Нет! что ни
говорите, а для меня больше упоения — любить всеми силами души, хоть и страдать, нежели быть
любимым, не любя или любя как-то вполовину, для забавы, по отвратительной системе, и играть
с женщиной, как
с комнатной собачонкой, а потом оттолкнуть…
Какая разница ты: когда, расширяся шумящими крылами, будешь летать под облаками, мне придется утешаться только тем, что в массе человеческих трудов есть капля и моего меда, […струны вещие баянов — в третьей песне поэмы «Руслан и Людмила» А.
С. Пушкина: «И струны громкие Баянов…»…расширяся шумящими крылами… летать под облаками… капля и моего меда — в басне И.А. Крылова «Орел и Пчела»:] как
говорит твой
любимый автор.
Неточные совпадения
Там, где дело идет о десятках тысяч, он не считает, —
говорила она
с тою радостно-хитрою улыбкой,
с которою часто
говорят женщины о тайных, ими одними открытых свойствах
любимого человека.
«Славный, милый», подумала Кити в это время, выходя из домика
с М-11е Linon и глядя на него
с улыбкой тихой ласки, как на
любимого брата. «И неужели я виновата, неужели я сделала что-нибудь дурное? Они
говорят: кокетство. Я знаю, что я люблю не его; но мне всё-таки весело
с ним, и он такой славный. Только зачем он это сказал?…» думала она.
«Надо уехать в Москву», — думал Самгин, вспоминая свой разговор
с Фионой Трусовой, которая покупала этот проклятый дом под общежитие бедных гимназисток. Сильно ожиревшая,
с лицом и шеей, налитыми
любимым ею бургонским вином, она полупрезрительно и цинично
говорила:
— Ты пришел на ногах? — спросила она, переводя
с французского. — Останемся здесь, это
любимое мое место. Через полчаса — обед, мы успеем
поговорить.
Дома у Варвары, за чайным столом, Маракуев садился рядом
с ней, ел мармелад,
любимый ею, похлопывал ладонью по растрепанной книжке Кравчинского-Степняка «Подпольная Россия» и молодцевато
говорил: