Неточные совпадения
Марфенька, обыкновенно все рассказывавшая бабушке, колебалась, рассказать ли ей или нет о том, что брат
навсегда отказался от ее ласк,
и кончила тем, что ушла спать, не рассказавши. Собиралась не
раз, да не знала, с чего начать. Не сказала также ничего
и о припадке «братца», легла пораньше, но не могла заснуть скоро: щеки
и уши все горели.
— Ах, нет — я упиваюсь тобой. Ты сердишься, запрещаешь заикаться о красоте, но хочешь знать, как я разумею
и отчего так высоко ставлю ее? Красота —
и цель,
и двигатель искусства, а я художник: дай же высказать
раз навсегда…
Но их убивало сознание, что это последнее свидание, последний
раз, что через пять минут они будут чужие друг другу
навсегда. Им хотелось задержать эти пять минут, уложить в них все свое прошлое —
и — если б можно было — заручиться какой-нибудь надеждой на будущее! Но они чувствовали, что будущего нет, что впереди ждала неизбежная, как смерть, одна разлука!
Теперь ее единственным счастьем на миг — было бы обернуться, взглянуть на него хоть
раз и поскорее уйти
навсегда, но, уходя, измерить хоть глазами — что она теряла. Ей было жаль этого уносящегося вихря счастья, но она не смела обернуться: это было бы все равно что сказать да на его роковой вопрос,
и она в тоске сделала шага два на крутизну.
«Взглянуть один
раз… что он —
и отвернуться
навсегда…» — колебалась
и она, стоя у подъема на крутизне.
— Ах, боже мой! Как ты не можешь понять такой простой вещи! Александр Павлыч такой забавный, а я люблю все смешное, — беззаботно отвечала Зося. — Вот и Хину люблю тоже за это… Ну, что может быть забавнее, когда их сведешь вместе?.. Впрочем, если ты ревнуешь меня к Половодову, то я тебе сказала
раз и навсегда…
— Да вы не смущайтесь, Авдей Никитич, — успокаивал Прейн. — В таких делах помните
раз и навсегда, что женщины всегда и везде женщины: для них своя собственная логика и свои законы… Другими словами: из них можно все сделать, только умеючи.
Неточные совпадения
Вронский в первый
раз испытывал против Анны чувство досады, почти злобы за ее умышленное непонимание своего положения. Чувство это усиливалось еще тем, что он не мог выразить ей причину своей досады. Если б он сказал ей прямо то, что он думал, то он сказал бы: «в этом наряде, с известной всем княжной появиться в театре — значило не только признать свое положение погибшей женщины, но
и бросить вызов свету, т. е.
навсегда отречься от него».
И он старался вспомнить ее такою, какою она была тогда, когда он в первый
раз встретил ее тоже на станции, таинственною, прелестной, любящею, ищущею
и дающею счастье, а не жестоко-мстительною, какою она вспоминалась ему в последнюю минуту. Он старался вспоминать лучшие минуты с нею; но эти минуты были
навсегда отравлены. Он помнил ее только торжествующую, свершившуюся угрозу никому ненужного, но неизгладимого раскаяния. Он перестал чувствовать боль зуба,
и рыдания искривили его лицо.
В ней было возбуждение
и быстрота соображения, которые появляются у мужчин пред сражением, борьбой, в опасные
и решительные минуты жизни, те минуты, когда
раз навсегда мужчина показывает свою цену
и то, что всё прошедшее его было не даром, а приготовлением к этим минутам.
Но он уже
навсегда запомнил тот короткий грудной смех, полный сердечной музыки, каким встретили его дома,
и раза два в год посещал замок, оставляя женщине с серебряными волосами нетвердую уверенность в том, что такой большой мальчик, пожалуй, справится с своими игрушками.
—
Раз навсегда: никогда ни о чем меня не спрашивай. Нечего мне тебе отвечать… Не приходи ко мне. Может, я
и приду сюда… Оставь меня, а их… не оставь. Понимаешь меня?