Неточные совпадения
— Если все свести на
нужное и серьезное, — продолжал Райский, — куда как жизнь будет бедна, скучна! Только что человек выдумал, прибавил к ней —
то и красит ее. В отступлениях от порядка, от формы, от ваших скучных правил только и есть отрады…
— Ах, дай Бог: умно бы сделали! Вы хуже Райского в своем роде, вам бы
нужнее был урок. Он артист, рисует, пишет повести. Но я за него не боюсь, а за вас у меня душа не покойна. Вон у Лозгиных младший сын, Володя, — ему четырнадцать лет — и
тот вдруг объявил матери, что не будет ходить к обедне.
— Послушайте, Вера Васильевна, не оставляйте меня в потемках. Если вы нашли
нужным доверить мне тайну… — он на этом слове с страшным усилием перемог себя, — которая касалась вас одной,
то объясните всю историю…
— Если б вы умели понять ее, — остановил его Тушин, —
то давно бы знали, что она из
тех, кому «объяснять» нечего и «советовать» нельзя. А колебать «бабушкину мораль» я не нахожу
нужным, потому что разделяю эту мораль.
«Уменье жить» ставят в великую заслугу друг другу,
то есть уменье «казаться», с правом в действительности «не быть»
тем, чем надо быть. А уменьем жить называют уменье — ладить со всеми, чтоб было хорошо и другим, и самому себе, уметь таить дурное и выставлять, что годится, —
то есть приводить в данный момент
нужные для этого свойства в движение, как трогать клавиши, большей частию не обладая самой музыкой.
Красавицы, подружка вам нужна, // А мне
нужней того. Сиротским делом // Кому ласкать меня, лелеять, нежить, // Кому чесать и холить кудри русы?
Неточные совпадения
По моему расчету, не
тот богат, который отсчитывает деньги, чтоб прятать их в сундук, а
тот, который отсчитывает у себя лишнее, чтоб помочь
тому, у кого нет
нужного.
Стародум(к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатку в
нужном, решился я удалиться на несколько лет в
ту землю, где достают деньги, не променивая их на совесть, без подлой выслуги, не грабя отечества; где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды верно и щедро.
И действительно, Фердыщенко был до
того прост, что летописец считает
нужным неоднократно и с особенною настойчивостью остановиться на этом качестве, как на самом естественном объяснении
того удовольствия, которое испытывали глуповцы во время бригадирского управления.
Он не мог теперь никак примирить свое недавнее прощение, свое умиление, свою любовь к больной жене и чужому ребенку с
тем, что теперь было,
то есть с
тем, что, как бы в награду зa всё это, он теперь очутился один, опозоренный, осмеянный, никому не
нужный и всеми презираемый.
Разве я не знаю вперед, что мои друзья никогда не допустят меня до дуэли — не допустят
того, чтобы жизнь государственного человека,
нужного России, подверглась опасности?