Цитаты со словом «бабушки»
Остался он еще в детстве сиротой, на руках равнодушного, холостого опекуна, а тот отдал его сначала на воспитание родственнице, приходившейся двоюродной
бабушкой Райскому.
— Да, а ребятишек бросила дома — они ползают с курами, поросятами, и если нет какой-нибудь дряхлой
бабушки дома, то жизнь их каждую минуту висит на волоске: от злой собаки, от проезжей телеги, от дождевой лужи… А муж ее бьется тут же, в бороздах на пашне, или тянется с обозом в трескучий мороз, чтоб добыть хлеба, буквально хлеба — утолить голод с семьей, и, между прочим, внести в контору пять или десять рублей, которые потом приносят вам на подносе… Вы этого не знаете: «вам дела нет», говорите вы…
Есть у меня еще
бабушка в другом уголке — там какой-то клочок земли есть: в их руках все же лучше, нежели в моих.
И в раннем детстве, когда он воспитывался у
бабушки, до поступления в школу, и в самой школе в нем проявлялись те же загадочные черты, та же неровность и неопределенность наклонностей.
В одном месте опекун, а в другом
бабушка смотрели только, — первый, чтобы к нему в положенные часы ходили учителя или чтоб он не пропускал уроков в школе; а вторая, чтоб он был здоров, имел аппетит и сон, да чтоб одет он был чисто, держал себя опрятно, и чтоб, как следует благовоспитанному мальчику, «не связывался со всякой дрянью».
А что он читал там, какие книги, в это не входили, и
бабушка отдала ему ключи от отцовской библиотеки в старом доме, куда он запирался, читая попеременно то Спинозу, то роман Коттен, то св. Августина, а завтра вытащит Вольтера или Парни, даже Боккачио.
Райский вышел из гимназии, вступил в университет и в одно лето поехал на каникулы к своей двоюродной
бабушке, Татьяне Марковне Бережковой.
Бабушка эта жила в родовом маленьком имении, доставшемся Борису от матери.
У
бабушки был свой капитал, выделенный ей из семьи, своя родовая деревенька; она осталась девушкой, и после смерти отца и матери Райского, ее племянника и племянницы, поселилась в этом маленьком именьице.
Тот пожал плечами и махнул рукой, потому что имение небольшое, да и в руках такой хозяйки, как
бабушка, лучше сбережется.
Но
бабушка завесила зеркало. «Мешает писать, когда видишь свою рожу напротив», — говорила она.
Бабушка, по воспитанию, была старого века и разваливаться не любила, а держала себя прямо, с свободной простотой, но и с сдержанным приличием в манерах, и ног под себя, как делают нынешние барыни, не поджимала. «Это стыдно женщине», — говорила она.
На поясе и в карманах висело и лежало множество ключей, так что
бабушку, как гремучую змею, можно было слышать издали, когда она идет по двору или по саду.
Повара и кухарки, тоже заслышав звон ключей, принимались — за нож, за уполовник или за метлу, а Кирюша быстро отскакивал от Матрены к воротам, а Матрена шла уже в хлев, будто через силу тащила корытцо, прежде нежели
бабушка появилась.
Они говорили между собой односложными словами.
Бабушке почти не нужно было отдавать приказаний Василисе: она сама знала все, что надо делать. А если надобилось что-нибудь экстренное, бабушка не требовала, а как будто советовала сделать то или другое.
Просить
бабушка не могла своих подчиненных: это было не в ее феодальной натуре. Человек, лакей, слуга, девка — все это навсегда, несмотря ни на что, оставалось для нее человеком, лакеем, слугой и девкой.
Когда утром убирали со стола кофе, в комнату вваливалась здоровая баба, с необъятными красными щеками и вечно смеющимся — хоть бей ее — ртом: это нянька внучек, Верочки и Марфеньки. За ней входила лет двенадцати девчонка, ее помощница. Приводили детей завтракать в комнату к
бабушке.
— Ну, птички мои, ну что? — говорила
бабушка, всегда затрудняясь, которую прежде поцеловать. — Ну что, Верочка? вот умница: причесалась.
Еще в девичьей сидели три-четыре молодые горничные, которые целый день, не разгибаясь, что-нибудь шили или плели кружева, потому что
бабушка не могла видеть человека без дела — да в передней праздно сидел, вместе с мальчишкой лет шестнадцати, Егоркой-зубоскалом, задумчивый Яков и еще два-три лакея, на помощь ему, ничего не делавшие и часто менявшиеся.
Райский застал
бабушку за детским завтраком. Бабушка так и всплеснула руками, так и прыгнула; чуть не попадали тарелки со стола.
Кофей, чай, булки, завтрак, обед — все это опрокинулось на студента, еще стыдливого, робкого, нежного юношу, с аппетитом ранней молодости; и всему он сделал честь. А
бабушка почти не сводила глаз с него.
После завтрака
бабушка взяла большой зонтик, надела ботинки с толстой подошвой, голову прикрыла полотняным капором и пошла показывать Борису хозяйство.
— Ну, хозяин, смотри же, замечай и, чуть что неисправно, не давай потачки
бабушке. Вот садик-то, что у окошек, я, видишь, недавно разбила, — говорила она, проходя чрез цветник и направляясь к двору. — Верочка с Марфенькой тут у меня всё на глазах играют, роются в песке. На няньку надеяться нельзя: я и вижу из окошка, что они делают. Вот подрастут, цветов не надо покупать: свои есть.
— Кирюшка, Еремка, Матрешка! Куда это все спрятались? — взывала
бабушка, стоя посреди двора. — Жарко, что ли? Выдьте сюда кто-нибудь!
— Вот Матрешка: помнишь ли ты ее? — говорила
бабушка. — А ты подойди, дура, что стоишь? Поцелуй ручку у барина: ведь это внучек.
— Это новый флигель,
бабушка: его не было, — сказал Борис.
Они вошли в новый флигель.
Бабушка показала ему переделки в конюшнях, показала и лошадей, и особое отделение для птиц, и прачешную, даже хлевы.
Бабушка завязала на платке узелок. Она любила говорить, что без нее ничего не сделается, хотя, например, веревку мог купить всякий. Но Боже сохрани, чтоб она поверила кому-нибудь деньги.
Распорядившись утром по хозяйству,
бабушка, после кофе, стоя сводила у бюро счеты, потом садилась у окон и глядела в поле, следила за работами, смотрела, что делалось на дворе, и посылала Якова или Василису, если на дворе делалось что-нибудь не так, как ей хотелось.
Не то так принимала сама визиты, любила пуще всего угощать завтраками и обедами гостей. Еще ни одного человека не выпустила от себя, сколько ни живет
бабушка, не напичкав его чем-нибудь во всякую пору, утром и вечером.
После обеда
бабушка, зимой, сидя у камина, часто задумчиво молчала, когда была одна.
К
бабушке он питал какую-то почтительную, почти благоговейную дружбу, но пропитанную такой теплотой, что по тому только, как он входил к ней, садился, смотрел на нее, можно было заключить, что он любил ее без памяти. Никогда, ни в отношении к ней, ни при ней, он не обнаружил, по своему обыкновению, признака короткости, хотя был ежедневным ее гостем.
Не проходило почти дня, чтоб Тит Никоныч не принес какого-нибудь подарка
бабушке или внучкам. В марте, когда еще о зелени не слыхать нигде, он принесет свежий огурец или корзиночку земляники, в апреле горсточку свежих грибов — «первую новинку». Привезут в город апельсины, появятся персики — они первые подаются у Татьяны Марковны.
Бабушка только было расположилась объяснять ему, чем засевается у ней земля и что выгоднее всего возделывать по нынешнему времени, как внучек стал зевать.
Бабушка что-то затолковалась с мужиками, а он прибежал в сад, сбежал с обрыва вниз, продрался сквозь чащу на берег, к самой Волге, и онемел перед лежавшим пейзажем.
«Нет, молод, еще дитя: не разумеет дела, — думала
бабушка, провожая его глазами. — Вон как подрал! что-то выйдет из него?»
Верочка и Марфенька развлекли его. Они не отставали от него, заставляли рисовать кур, лошадей, домы,
бабушку и себя и не отпускали его ни на шаг.
Она молчит, молчит, потом вдруг неожиданно придет в себя и станет опять бегать вприпрыжку и тихонько срывать смородину, а еще чаще вороняшки, черную, приторно-сладкую ягоду, растущую в канавах и строго запрещенную
бабушкой, потому что от нее будто бы тошнит.
«О чем это он все думает? — пыталась отгадать
бабушка, глядя на внука, как он внезапно задумывался после веселости, часто также внезапно, — и что это он все там у себя делает?»
Но Борис не заставил ждать долго ответа: он показал
бабушке свой портфель с рисунками, потом переиграл ей все кадрили, мазурки и мотивы из опер, наконец свои фантазии.
Борис успел пересказать
бабушке и «Освобожденный Иерусалим», и Оссиана, и даже из Гомера, и из лекций кое-что, рисовал портреты с нее, с детей, с Василисы; опять играл на фортепиано.
А
бабушка все хотела показывать ему счеты, объясняла, сколько она откладывает в приказ, сколько идет на ремонт хозяйства, чего стоили переделки.
Но он не слушал, а смотрел, как писала
бабушка счеты, как она глядит на него через очки, какие у нее морщины, родимое пятнышко, и лишь доходил до глаз и до улыбки, вдруг засмеется и бросится целовать ее.
— Ты ему о деле, а он шалит: пустота какая — мальчик! — говорила однажды
бабушка. — Прыгай да рисуй, а ужо спасибо скажешь, как под старость будет уголок. Еще то имение-то, бог знает что будет, как опекун управится с ним! а это уж старое, прижилось в нем…
Неохотно дала ему ключи от него
бабушка, но отказать не могла, и он отправился смотреть комнаты, в которых родился, жил и о которых осталось у него смутное воспоминание.
— Василиса, ты бы пошла за ним, — сказала
бабушка.
— Куда ты, милая? там страшно — у! — сказала
бабушка.
— Да,
бабушка правду говорит: здесь страшно! — говорил, вздрагивая, Райский.
Он читал, рисовал, играл на фортепиано, и
бабушка заслушивалась; Верочка, не сморгнув, глядела на него во все глаза, положив подбородок на фортепиано.
Цитаты из русской классики со словом «бабушки»
Ассоциации к слову «бабушки»
Синонимы к слову «бабушки»
Предложения со словом «бабушка»
- В отличие от некоторых он любит меня и хочет видеть почаще, – сказала бабушка дрожащим голосом и захлопнула дверь.
- – Это палка, – сказал он, не понимая, почему бабушка говорит о ней с таким напряжением и серьёзностью.
- Наверное, каждому из нас в раннем детстве бабушка рассказывала сказки…
- (все предложения)
Сочетаемость слова «бабушка»
Дополнительно