Неточные совпадения
Случается и то, что он исполнится презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире злу и разгорится желанием указать человеку
на его язвы, и вдруг загораются в нем мысли,
ходят и гуляют в голове, как волны в море, потом вырастают в намерения, зажгут всю кровь в нем, задвигаются мускулы его, напрягутся жилы, намерения преображаются в стремления: он, движимый нравственною силою, в одну минуту быстро изменит две-три позы, с блистающими
глазами привстанет до половины
на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом…
Однажды он пропал уже
на неделю: мать выплакала
глаза, а отец ничего —
ходит по саду да курит.
— Ячмени одолели: только
на той неделе один
сошел с правого
глаза, а теперь вот садится другой.
Обломов после ужина торопливо стал прощаться с теткой: она пригласила его
на другой день обедать и Штольцу просила передать приглашение. Илья Ильич поклонился и, не поднимая
глаз,
прошел всю залу. Вот сейчас за роялем ширмы и дверь. Он взглянул — за роялем сидела Ольга и смотрела
на него с большим любопытством. Ему показалось, что она улыбалась.
— Еще бы вы не верили! Перед вами сумасшедший, зараженный страстью! В
глазах моих вы видите, я думаю, себя, как в зеркале. Притом вам двадцать лет: посмотрите
на себя: может ли мужчина, встретя вас, не заплатить вам дань удивления… хотя взглядом? А знать вас, слушать, глядеть
на вас подолгу, любить — о, да тут с ума
сойдешь! А вы так ровны, покойны; и если
пройдут сутки, двое и я не услышу от вас «люблю…», здесь начинается тревога…
Лишь только замолк скрип колес кареты по снегу, увезшей его жизнь, счастье, — беспокойство его
прошло, голова и спина у него выпрямились, вдохновенное сияние воротилось
на лицо, и
глаза были влажны от счастья, от умиления.
— Да уж, я думаю, и
прошло! — сказал он, взглянув
на нее в первый раз
глазами страсти и не скрывая этого, — то есть все, что было.
— Что кричишь-то? Я сам закричу
на весь мир, что ты дурак, скотина! — кричал Тарантьев. — Я и Иван Матвеич ухаживали за тобой, берегли, словно крепостные, служили тебе,
на цыпочках
ходили, в
глаза смотрели, а ты обнес его перед начальством: теперь он без места и без куска хлеба! Это низко, гнусно! Ты должен теперь отдать ему половину состояния; давай вексель
на его имя; ты теперь не пьян, в своем уме, давай, говорю тебе, я без того не выйду…
Вон она, в темном платье, в черном шерстяном платке
на шее,
ходит из комнаты в кухню, как тень, по-прежнему отворяет и затворяет шкафы, шьет, гладит кружева, но тихо, без энергии, говорит будто нехотя, тихим голосом, и не по-прежнему смотрит вокруг беспечно перебегающими с предмета
на предмет
глазами, а с сосредоточенным выражением, с затаившимся внутренним смыслом в
глазах.
Неточные совпадения
— Зачем? — спросил, указывая
глазами на реку, Угрюм-Бурчеев у сопровождавших его квартальных, когда
прошел первый момент оцепенения.
Бунт кончился; невежество было подавлено, и
на место его водворено просвещение. Через полчаса Бородавкин, обремененный добычей, въезжал с триумфом в город, влача за собой множество пленников и заложников. И так как в числе их оказались некоторые военачальники и другие первых трех классов особы, то он приказал обращаться с ними ласково (выколов, однако, для верности,
глаза), а прочих
сослать на каторгу.
Гриша плакал, говоря, что и Николинька свистал, но что вот его не наказали и что он не от пирога плачет, — ему всё равно, — но о том, что с ним несправедливы. Это было слишком уже грустно, и Дарья Александровна решилась, переговорив с Англичанкой, простить Гришу и пошла к ней. Но тут,
проходя чрез залу, она увидала сцену, наполнившую такою радостью ее сердце, что слезы выступили ей
на глаза, и она сама простила преступника.
Все к лучшему! это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден
на обратном пути
пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не сомкнул бы
глаз моих.
А между тем появленье смерти так же было страшно в малом, как страшно оно и в великом человеке: тот, кто еще не так давно
ходил, двигался, играл в вист, подписывал разные бумаги и был так часто виден между чиновников с своими густыми бровями и мигающим
глазом, теперь лежал
на столе, левый
глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением.