Неточные совпадения
— А я в самом деле пела тогда, как давно не пела, даже, кажется, никогда… Не просите меня петь, я не спою уж больше так… Постойте, еще одно спою… — сказала она, и в ту же минуту лицо ее будто вспыхнуло,
глаза загорелись, она
опустилась на стул, сильно взяла два-три аккорда и запела.
Она вздрогнула и онемела на месте. Потом машинально
опустилась в кресло и, наклонив голову, не поднимая
глаз, сидела в мучительном положении. Ей хотелось бы быть в это время за сто верст от того места.
В комнате раздалась громкая оплеуха. Пораженный Обломовым в щеку, Тарантьев мгновенно смолк,
опустился на стул и в изумлении ворочал вокруг одуревшими
глазами.
Он задрожит от гордости и счастья, когда заметит, как потом искра этого огня светится в ее
глазах, как отголосок переданной ей мысли звучит в речи, как мысль эта вошла в ее сознание и понимание, переработалась у ней в уме и выглядывает из ее слов, не сухая и суровая, а с блеском женской грации, и особенно если какая-нибудь плодотворная капля из всего говоренного, прочитанного, нарисованного
опускалась, как жемчужина, на светлое дно ее жизни.
Магнус молчал. Рука его лежала неподвижно в моей руке, темные
глаза опустились, и что-то темное, как они, прошло по бледному лицу и скрылось. Наконец он сказал серьезно и просто:
Неточные совпадения
Он видел только ее ясные, правдивые
глаза, испуганные той же радостью любви, которая наполняла и его сердце.
Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим светом любви. Она остановилась подле самого его, касаясь его. Руки ее поднялись и
опустились ему на плечи.
Блестящие нежностью и весельем
глаза Сережи потухли и
опустились под взглядом отца. Это был тот самый, давно знакомый тон, с которым отец всегда относился к нему и к которому Сережа научился уже подделываться. Отец всегда говорил с ним — так чувствовал Сережа — как будто он обращался к какому-то воображаемому им мальчику, одному из таких, какие бывают в книжках, но совсем не похожему на Сережу. И Сережа всегда с отцом старался притвориться этим самым книжным мальчиком.
Она подняла на меня томный, глубокий взор и покачала головой; ее губы хотели проговорить что-то — и не могли;
глаза наполнились слезами; она
опустилась в кресла и закрыла лицо руками.
Я взял со стола, как теперь помню, червонного туза и бросил кверху: дыхание у всех остановилось; все
глаза, выражая страх и какое-то неопределенное любопытство, бегали от пистолета к роковому тузу, который, трепеща на воздухе,
опускался медленно; в ту минуту, как он коснулся стола, Вулич спустил курок… осечка!
Улинька
опустилась в кресла и закрыла рукой прекрасные
глаза; как бы досадуя на то, что не с кем было поделиться негодованием, сказала она: