Неточные совпадения
Всякий шаг Чацкого, почти всякое слово в пьесе тесно связаны с игрой чувства его к Софье, раздраженного какою-то ложью в ее поступках, которую он и бьется разгадать до самого конца. Весь ум его и все силы уходят в эту борьбу: она и послужила
мотивом, поводом к раздражениям, к тому «мильону терзаний», под влиянием которых он только и мог сыграть указанную ему Грибоедовым роль, роль гораздо большего, высшего значения, нежели неудачная
любовь, словом, роль, для которой и родилась вся комедия.
Всеми ими управляет одно: раздражение при различных
мотивах. У кого, как у грибоедовского Чацкого,
любовь, у других самолюбие или славолюбие, — но всем им достается в удел свой «мильон терзаний», и никакая высота положения не спасает от него. Очень немногим, просветленным Чацким, дается утешительное сознание, что они недаром бились — хотя и бескорыстно, не для себя и не за себя, а для будущего и за всех, и успели.
Две комедии как будто вложены одна в другую: одна, так сказать, частная, мелкая, домашняя, между Чацким, Софьей, Молчалиным и Лизой; это интрига
любви, вседневный
мотив всех комедий.
Неточные совпадения
Я очень ценил и ценю многие
мотивы русской религиозной мысли: преодоление судебного понимания христианства, истолкование христианства как религии Богочеловечества, как религии свободы,
любви, милосердия и особой человечности, более, чем в западной мысли выраженное эсхатологическое сознание, чуждость инфернальной идее предопределения, искание всеобщего спасения, искание Царства Божьего и правды Его.
Но
любви такой не может быть. Для нее нет никакого
мотива. Христианская
любовь вытекает только из христианского жизнепонимания, по которому смысл жизни состоит в
любви и служении богу.
— Но разве мало прекрасных стихов без объяснений в
любви? А гражданские
мотивы? Томас Гуд, Некрасов. О, сколько поэтов! Песни о труде, о поруганной личности, наконец, бурные призывы, как у Лопе де Вега и у нашего московского поэта Пальмина, ни разу не упомянувшего слово «
любовь» и давшего бессмертный «Реквием».
В музыке еще труднее провести обыкновенные подразделения; если отнесем марши, патетические пьесы и т. д. к отделу величественного; если пьесы, дышащие
любовью или веселостью, причислим к отделу прекрасного; если отыщем много комических песен, то у нас еще останется огромное количество пьес, которые по своему содержанию не могут быть без натяжки причислены ни к одному из этих родов: куда отнести грустные
мотивы? неужели к возвышенному, как страдание? или прекрасному, как нежные мечты?
Между прочим, нельзя не поражаться близостью основного и наиболее интимного
мотива федоровской религии; религиозной
любви к умершим отцам, к существу египетской религии, которая вся вырастает из почитания мертвых: весь ее культ и ритуал есть разросшийся похоронный обряд [Египетская религия основана на вере в загробное существование и воскресение для новой жизни за гробом, причем культ богов и умерших Озириса и Озирисов (ибо всякий умерший рассматривался как ипостась Озириса) сливается в один ритуал.