Неточные совпадения
Сам с своими козаками производил над ними расправу и положил себе правилом, что в трех случаях всегда следует взяться за саблю, именно: когда комиссары [Комиссары — польские сборщики податей.]
не уважили в чем старшин и стояли пред ними в шапках, когда поглумились над православием и
не почтили предковского закона и, наконец, когда
враги были бусурманы и турки, против которых он считал во всяком случае позволительным поднять оружие во славу христианства.
— И это добрый —
враг бы
не взял его! — вояка!
не Остап, а добрый, добрый также вояка!
И ни к одному из них
не причаровала ты моего сердца, свирепая судьба моя; а причаровала мое сердце, мимо лучших витязей земли нашей, к чуждому, к
врагу нашему.
—
Не обманывай, рыцарь, и себя и меня, — говорила она, качая тихо прекрасной головой своей, — знаю и, к великому моему горю, знаю слишком хорошо, что тебе нельзя любить меня; и знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут отец, товарищи, отчизна, а мы —
враги тебе.
— Так вот что, панове-братове, случилось в эту ночь. Вот до чего довел хмель! Вот какое поруганье оказал нам неприятель! У вас, видно, уже такое заведение: коли позволишь удвоить порцию, так вы готовы так натянуться, что
враг Христова воинства
не только снимет с вас шаровары, но в самое лицо вам начихает, так вы того
не услышите.
— Брать крепость, карабкаться и подкапываться, как делают чужеземные, немецкие мастера, — пусть ей
враг прикинется! — и неприлично, и
не козацкое дело.
Но и тут
не поддался лях, все еще силился нанести
врагу удар, но ослабела упавшая вместе с саблею рука.
Не добивай, козак,
врага, а лучше поворотись назад!
— Предадим же, батько, его честно земле, чтобы
не поругались над ним
враги и
не растаскали бы его тела хищные птицы.
— Нет, я
не враг. Я друг разделения труда. Люди, которые делать ничего не могут, должны делать людей, а остальные — содействовать их просвещению и счастью. Вот как я понимаю. Мешать два эти ремесла есть тьма охотников, я не из их числа.
— Я государству —
не враг, ежели такое большое дело начинаете, я землю дешево продам. — Человек в поддевке повернул голову, показав Самгину темный глаз, острый нос, седую козлиную бородку, посмотрел, как бородатый в сюртуке считает поданное ему на тарелке серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал своему собеседнику:
В декабре 1850 г., за день до праздника Рождества Христова, кафры первые начали войну, заманив англичан в засаду, и после стычки, по обыкновению, ушли в горы. Тогда началась не война, а наказание кафров, которых губернатор объявил уже
не врагами Англии, а бунтовщиками, так как они были великобританские подданные.
Это и теперь, конечно, так в строгом смысле, но все-таки не объявлено, и совесть нынешнего преступника весьма и весьма часто вступает с собою в сделки: «Украл, дескать, но не на церковь иду, Христу
не враг» — вот что говорит себе нынешний преступник сплошь да рядом, ну а тогда, когда церковь станет на место государства, тогда трудно было бы ему это сказать, разве с отрицанием всей церкви на всей земле: «Все, дескать, ошибаются, все уклонились, все ложная церковь, я один, убийца и вор, — справедливая христианская церковь».
Неточные совпадения
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, //
Не скука тут — война! // И сам, и люди вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку
враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — // Должно быть, богатырь».
Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние
враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то
не по себе, так как о новом градоначальнике все еще
не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и
не смели ни за какое дело приняться, потому что
не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
Разума он
не признавал вовсе и даже считал его злейшим
врагом, опутывающим человека сетью обольщений и опасных привередничеств.
Ни в фигуре, ни даже в лице
врага человеческого
не усматривается особливой страсти к мучительству, а видится лишь нарочитое упразднение естества.
Яшенька, с своей стороны, учил, что сей мир, который мы думаем очима своима видети, есть сонное некое видение, которое насылается на нас
врагом человечества, и что сами мы
не более как странники, из лона исходящие и в оное же лоно входящие.