Неточные совпадения
Земляника, попечитель богоугодных заведений, очень толстый, неповоротливый и неуклюжий человек, но при
всем том проныра и плут. Очень услужлив и суетлив.
Господа актеры особенно должны обратить внимание на последнюю сцену. Последнее произнесенное слово должно произвесть электрическое потрясение на
всех разом, вдруг.
Вся группа должна переменить положение в один миг ока. Звук изумления должен вырваться у
всех женщин разом, как будто из одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть
весь эффект.
Я как будто предчувствовал: сегодня мне
всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы.
А! вот: «Спешу между прочим уведомить тебя, что приехал чиновник с предписанием осмотреть
всю губернию и особенно наш уезд (значительно поднимает палец вверх).
Вчерашнего дни я…» Ну, тут уж пошли дела семейные: «…сестра Анна Кириловна приехала к нам с своим мужем; Иван Кирилович очень потолстел и
всё играет на скрипке…» — и прочее, и прочее.
Городничий. Мотает или не мотает, а я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по своей части я кое-какие распоряженья сделал, советую и вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет прежде
всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения — и потому вы сделайте так, чтобы
все было прилично: колпаки были бы чистые, и больные не походили бы на кузнецов, как обыкновенно они ходят по-домашнему.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но
все как-то позабывал.
Аммос Федорович. А вот я их сегодня же велю
всех забрать на кухню. Хотите, приходите обедать.
Я знаю, вы любите охоту, но
все на время лучше его принять, а там, как проедет ревизор, пожалуй, опять его можете повесить.
Аммос Федорович. Что ж вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам — рознь. Я говорю
всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Городничий. Ну, щенками или чем другим —
всё взятки.
Лука Лукич. Не приведи бог служить по ученой части!
Всего боишься: всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек.
Почтмейстер. Право, война с турками. Это
все француз гадит.
Бобчинский. Чрезвычайное происшествие! Добчинский. Неожиданное известие!
Все. Что, что такое?
Добчинский. А вы собьетесь и не припомните
всего.
Все усаживаются вокруг обоих Петров Ивановичей.
Позвольте, позвольте: я
все по порядку.
Я уж
всё,
всё,
всё знаю-с.
Недурной наружности, в партикулярном платье, ходит этак по комнате, и в лице этакое рассуждение… физиономия… поступки, и здесь (вертит рукою около лба)много, много
всего.
«Это, говорит, молодой человек, чиновник, — да-с, — едущий из Петербурга, а по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно себя аттестует: другую уж неделю живет, из трактира не едет, забирает
все на счет и ни копейки не хочет платить».
Бобчинский. Он, он, ей-богу он… Такой наблюдательный:
все обсмотрел. Увидел, что мы с Петром-то Ивановичем ели семгу, — больше потому, что Петр Иванович насчет своего желудка… да, так он и в тарелки к нам заглянул. Меня так и проняло страхом.
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт, а молодой
весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части, а я отправлюсь сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Артемий Филиппович. Какое колпаки! Больным велено габерсуп давать, а у меня по
всем коридорам несет такая капуста, что береги только нос.
Пусть каждый возьмет в руки по улице… черт возьми, по улице — по метле! и вымели бы
всю улицу, что идет к трактиру, и вымели бы чисто…
Он тебе на мундир дал два аршина сукна, а ты стянул
всю штуку.
)Да если приезжий чиновник будет спрашивать службу: довольны ли? — чтобы говорили: «
Всем довольны, ваше благородие»; а который будет недоволен, то ему после дам такого неудовольствия…
Да сказать Держиморде, чтобы не слишком давал воли кулакам своим; он, для порядка,
всем ставит фонари под глазами — и правому и виноватому.
Да не выпускать солдат на улицу безо
всего: эта дрянная гарниза наденет только сверх рубашки мундир, а внизу ничего нет.
Анна Андреевна. Где ж, где ж они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А
все ты, а
всё за тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон, куда, куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А
все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А
все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Марья Антоновна. Да что ж делать, маменька?
Все равно чрез два часа мы
всё узнаем.
Пусть машет, а ты
все бы таки его расспросила.
В голове чепуха,
всё женихи сидят.
Подсмотри в щелку и узнай
все, и глаза какие: черные или нет, и сию же минуту возвращайся назад, слышишь?
Право, на деревне лучше: оно хоть нет публичности, да и заботности меньше; возьмешь себе бабу, да и лежи
весь век на полатях да ешь пироги.
Ну, кто ж спорит: конечно, если пойдет на правду, так житье в Питере лучше
всего.
Деньги бы только были, а жизнь тонкая и политичная: кеятры, собаки тебе танцуют, и
все что хочешь.
Разговаривает
все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит на небе, так вот как на ладони
все видишь.
Иной раз
все до последней рубашки спустит, так что на нем
всего останется сертучишка да шинелишка…
Кажись, так бы теперь
весь свет съел.
Хлестаков. Врешь, валялся; видишь,
вся склочена.
Осип. Да так;
все равно, хоть и пойду, ничего из этого не будет. Хозяин сказал, что больше не даст обедать.
Хлестаков. А ты уж и рад, скотина, сейчас пересказывать мне
все это.
Всего каких-нибудь четверть часа посидел — и
всё обобрал.
А при
всем том страх хотелось бы с ним еще раз сразиться.
Хлестаков. Ну что, как у вас в гостинице? хорошо ли
все идет?
Слуга. Да, слава богу,
все хорошо.
Как бы, я воображаю,
все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и не знают, что такое значит «прикажете принять».