Неточные совпадения
На балы если вы едете,
то именно для
того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и
делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом — подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.
В
том сарае
то и
дело что водятся чертовские шашни; и ни одна ярмарка на этом месте не проходила без беды.
— Эге-ге-ге, земляк! да ты мастер, как вижу, обниматься! А я на четвертый только
день после свадьбы выучился обнимать покойную свою Хвеську, да и
то спасибо куму: бывши дружкою,уже надоумил.
— Что ж, Параска, — сказал Черевик, оборотившись и смеясь к своей дочери, — может, и в самом
деле, чтобы уже, как говорят, вместе и
того… чтобы и паслись на одной траве! Что? по рукам? А ну-ка, новобранный зять, давай магарычу!
Это быстро разнеслось по всем углам уже утихнувшего табора; и все считали преступлением не верить, несмотря на
то что продавица бубликов, которой подвижная лавка была рядом с яткою шинкарки, раскланивалась весь
день без надобности и писала ногами совершенное подобие своего лакомого товара.
С утра до вечера
то и
дело, что сидит в шинке!..
Н.В. Гоголя.)] да еще и языком таким, будто ему три
дня есть не давали,
то хоть берись за шапку да из хаты.
То и
дело что смотрел, не становится ли тень от дерева длиннее, не румянится ли понизившееся солнышко, — и что далее,
тем нетерпеливей.
— Гляди, Петро, станет перед тобою сейчас красавица: делай все, что ни прикажет, не
то пропал навеки!» Тут
разделил он суковатою палкою куст терновника, и перед ними показалась избушка, как говорится, на курьих ножках.
Отчего вдруг, в самый
тот день, когда разбогател он, Басаврюк пропал, как в воду?» Говорите же, что люди выдумывают!
Вот уже в ясный морозный
день красногрудый снегирь, словно щеголеватый польский шляхтич, прогуливался по снеговым кучам, вытаскивая зерно, и дети огромными киями гоняли по льду деревянные кубари, между
тем как отцы их спокойно вылеживались на печке, выходя по временам, с зажженною люлькою в зубах, ругнуть добрым порядком православный морозец или проветриться и промолотить в сенях залежалый хлеб.
В
тот самый
день, когда лукавый припрятал к себе Петруся, показался снова Басаврюк; только все бегом от него.
— Какой же ты нетерпеливый, — говорила она ему вполголоса. — Уже и рассердился! Зачем выбрал ты такое время: толпа народу шатается
то и
дело по улицам… Я вся дрожу…
Румяна и бела собою была молодая жена; только так страшно взглянула на свою падчерицу, что
та вскрикнула, ее увидевши; и хоть бы слово во весь
день сказала суровая мачеха.
— Да, голову. Что он, в самом
деле, задумал! Он управляется у нас, как будто гетьман какой. Мало
того что помыкает, как своими холопьями, еще и подъезжает к дивчатам нашим. Ведь, я думаю, на всем селе нет смазливой девки, за которою бы не волочился голова.
Покамест
те съели по одной и опустили спички за другими,
дно было гладко, как панский помост.
— Так бы, да не так вышло: с
того времени покою не было теще. Чуть только ночь, мертвец и тащится. Сядет верхом на трубу, проклятый, и галушку держит в зубах.
Днем все покойно, и слуху нет про него; а только станет примеркать — погляди на крышу, уже и оседлал, собачий сын, трубу.
Об возне своей с чертями дед и думать позабыл, и если случалось, что кто-нибудь и напоминал об этом,
то дед молчал, как будто не до него и
дело шло, и великого стоило труда упросить его пересказать все, как было.
Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что черт перепрыгивал с одного копытца на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки. Не мудрено, однако ж, и смерзнуть
тому, кто толкался от утра до утра в аду, где, как известно, не так холодно, как у нас зимою, и где, надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом
деле кухмистр, поджаривал он грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на рождество колбасу.
Он не преминул рассказать, как летом, перед самою петровкою, когда он лег спать в хлеву, подмостивши под голову солому, видел собственными глазами, что ведьма, с распущенною косою, в одной рубашке, начала доить коров, а он не мог пошевельнуться, так был околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы чем-то таким гадким, что он плевал после
того целый
день.
В самом
деле, едва только поднялась метель и ветер стал резать прямо в глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая глубже на голову капелюхи, [Капелюха — шапка с наушниками.] угощал побранками себя, черта и кума. Впрочем, эта досада была притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели. До дьяка еще оставалось в восемь раз больше
того расстояния, которое они прошли. Путешественники поворотили назад. Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег ничего не было видно.
— Что ж ты, в самом
деле, так раскричался? — произнес он
тем же голосом, — я хочу колядовать, да и полно!
— Прощайте, братцы! — кричал в ответ кузнец. — Даст Бог, увидимся на
том свете; а на этом уже не гулять нам вместе. Прощайте, не поминайте лихом! Скажите отцу Кондрату, чтобы сотворил панихиду по моей грешной душе. Свечей к иконам чудотворца и Божией Матери, грешен, не обмалевал за мирскими
делами. Все добро, какое найдется в моей скрыне, на церковь! Прощайте!
Вакула между
тем, пробежавши несколько улиц, остановился перевесть духа. «Куда я, в самом
деле, бегу? — подумал он, — как будто уже все пропало. Попробую еще средство: пойду к запорожцу Пузатому Пацюку. Он, говорят, знает всех чертей и все сделает, что захочет. Пойду, ведь душе все же придется пропадать!»
— А вы не познали? — сказал кузнец, — это я, Вакула, кузнец! Когда проезжали осенью через Диканьку,
то прогостили, дай Боже вам всякого здоровья и долголетия, без малого два
дни. И новую шину тогда поставил на переднее колесо вашей кибитки!
— Помилуй, мамо! зачем губишь верный народ? чем прогневили? Разве держали мы руку поганого татарина; разве соглашались в чем-либо с турчином; разве изменили тебе
делом или помышлением? За что ж немилость? Прежде слышали мы, что приказываешь везде строить крепости от нас; после слышали, что хочешь поворотить в карабинеры;теперь слышим новые напасти. Чем виновато запорожское войско?
тем ли, что перевело твою армию через Перекоп и помогло твоим енералам порубать крымцев?..
Но, однако ж, успокоив себя
тем, что в следующую неделю исповедается в этом попу и с сегодняшнего же
дня начнет бить по пятидесяти поклонов через весь год, заглянул он в хату; но в ней не было никого.
Не говорят ни о
том, как уже ходят по Украине ксендзы и перекрещивают козацкий народ в католиков; ни о
том, как два
дни билась при Соленом озере орда.
И на другой
день находили мертвым
того человека.
— А вот это
дело, дорогой тесть! На это я тебе скажу, что я давно уже вышел из
тех, которых бабы пеленают. Знаю, как сидеть на коне. Умею держать в руках и саблю острую. Еще кое-что умею… Умею никому и ответа не давать в
том, что делаю.
— Я вижу, Данило, я знаю, ты желаешь ссоры! Кто скрывается, у
того, верно, на уме недоброе
дело.
— Думай себе что хочешь, — сказал Данило, — думаю и я себе. Слава богу, ни в одном еще бесчестном
деле не был; всегда стоял за веру православную и отчизну, — не так, как иные бродяги таскаются бог знает где, когда православные бьются насмерть, а после нагрянут убирать не ими засеянное жито. На униатов [Униаты — принявшие унию,
то есть объединение православной церкви с католической под властью римского папы.] даже не похожи: не заглянут в Божию церковь. Таких бы нужно допросить порядком, где они таскаются.
Долго боролся
тот, стараясь вырвать у нее нож. Наконец вырвал, замахнулся — и совершилось страшное
дело: отец убил безумную дочь свою.
Как получил Иван жалованье от короля, в
тот же
день разделил все поровну между собою и Петром.
Так городской житель отправляется каждый
день в клуб, не для
того, чтобы услышать там что-нибудь новое, но чтобы встретить
тех приятелей, с которыми он уже с незапамятных времен привык болтать в клубе.
— Тебе, любезный Иван Федорович, — так она начала, — известно, что в твоем хуторе осьмнадцать душ; впрочем, это по ревизии, а без
того, может, наберется больше, может, будет до двадцати четырех. Но не об этом
дело. Ты знаешь
тот лесок, что за нашею левадою, и, верно, знаешь за
тем же лесом широкий луг: в нем двадцать без малого десятин; а травы столько, что можно каждый год продавать больше чем на сто рублей, особенно если, как говорят, в Гадяче будет конный полк.
Да что ж эдак рассказывать? Один выгребает из печки целый час уголь для своей трубки, другой зачем-то побежал за комору. Что, в самом
деле!.. Добро бы поневоле, а
то ведь сами же напросились. Слушать так слушать!
Но деду более всего любо было
то, что чумаков каждый
день возов пятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет рассказывать — только уши развешивай! А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз, бывало, случится встреча с старыми знакомыми, — деда всякий уже знал, — можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара, тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то было… ну, и разольются! вспомянут бог знает когдашнее.