Неточные совпадения
Привожу слова пушкинского Пимена, но я его несравненно богаче: на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого, где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего, я
вижу растущую
не по дням, а по часам новую Москву. Она ширится, стремится вверх и вниз, в неведомую доселе стратосферу и в подземные глубины метро, освещенные электричеством, сверкающие мрамором чудесных зал.
Это
не те нищие, случайно потерявшие средства к жизни, которых мы
видели на улицах: эти наберут едва-едва на кусок хлеба или на ночлег. Нищие Хитровки были другого сорта.
И чего-чего только
не наврет такой «странник» темным купчихам, чего только
не всучит им для спасения души! Тут и щепочка от гроба Господня, и кусочек лестницы, которую праотец Иаков во сне
видел, и упавшая с неба чека от колесницы Ильи-пророка.
Ну кто бы догадался! Так бы и прошла насмешка незаметно… Я
видел этот номер «Будильника», внимания на него
не обратил до тех пор, пока городовые
не стали отбирать журнал у газетчиков. Они все и рассказали.
Я пообещал ничего
не писать об этом происшествии и, конечно, ничего
не рассказал приставу о том, что
видел ночью, но тогда же решил заняться исследованием Грачевки, так похожей на Хитровку, Арженовку, Хапиловку и другие трущобы, которые я
не раз посещал.
— Вижу-с. Вот потому-то я хотел, чтобы вы ко мне в комнату зашли. Там отдельный выход. Приятели собрались… В картишки поиграть. Ведь я здесь
не живу…
— Персидская ромашка! О нет, вы
не шутите, это в жизни вещь великая.
Не будь ее на свете —
не был бы я таким, каким вы меня
видите, а мой патрон
не состоял бы в членах Общества драматических писателей и
не получал бы тысячи авторского гонорара, а «Собачий зал»… Вы знаете, что такое «Собачий зал»?..
— С вас-с, вот, извольте
видеть, — загибает пальцы Петр Кирилыч, считая: — По рюмочке три рюмочки, по гривенничку три гривенничка — тридцать, три пирожка по гривенничку — тридцать, три рюмочки тридцать. Папиросок
не изволили спрашивать? Два рубля тридцать.
При магазине была колбасная; чтобы иметь товар подешевле, хозяин заблаговременно большими партиями закупал кишки, и они гнили в бочках, распространяя ужасную вонь. По двору носилась злющая собака, овчарка Енотка, которая
не выносила полицейских. Чуть
увидит полицейского — бросается. И всякую собаку, забежавшую на двор, рвала в клочья.
Суду было мало того доказательства, что изменившего супружеской верности застали в кровати; требовались еще такие подробности, которые никогда ни одно третье лицо
не может
видеть, но свидетели «
видели» и с пафосом рассказывали, а судьи смаковали и «судили».
— Нет, вы
видели подвальную, ее мы уже сломали, а под ней еще была, самая страшная: в одном ее отделении картошка и дрова лежали, а другая половина была наглухо замурована… Мы и сами
не знали, что там помещение есть. Пролом сделали, и наткнулись мы на дубовую, железом кованную дверь. Насилу сломали, а за дверью — скелет человеческий… Как сорвали дверь — как загремит, как цепи звякнули… Кости похоронили. Полиция приходила, а пристав и цепи унес куда-то.
Вот тут-то, на этих балах, и завязывались нужные знакомства и обделывались разные делишки, а благодушный «хозяин столицы», как тогда звали Долгорукова, окруженный стеной чиновников, скрывавших от него то, что ему
не нужно было
видеть, рассыпался в любезностях красивым дамам.
Публика, метнувшаяся с дорожек парка, еще
не успела прийти в себя, как
видит: на золотом коне несется черный дьявол с пылающим факелом и за ним — длинные дроги с черными дьяволами в медных шлемах… Черные дьяволы еще больше напугали народ… Грохот, пламя, дым…
Видит, лоток накрытый приготовлен стоит. Схватил и бежит, чтобы
не опоздать. Приносит. Елисеев развязал лоток и закричал на него...
— И
не просите,
не буду. Когда-нибудь, там, после… А теперь сами
видите, владыке
не подобает.
Они работали и жили вместе со своими земляками и родственниками,
видели, как они трудились, и сами
не отставали от них, а кое-какие чаевые за мелкие услуги давали им возможность кое-как, по-своему, развлекаться.
Сразу узнал его — мы десятки раз встречались на разных торжествах и, между прочим, на бегах и скачках, где он нередко бывал, всегда во время антрактов скрываясь где-нибудь в дальнем углу, ибо, как он говорил: «
Не подобает бывать духовной особе на конском ристалище, начальство
увидит, а я до коней любитель!»
—
Видите, Иван Андреевич, ведь у всех ваших конкурентов есть и «Ледяной дом», и «Басурман», и «Граф Монтекристо», и «Три мушкетера», и «Юрий Милославский». Но ведь это вовсе
не то, что писали Дюма, Загоскин, Лажечников. Ведь там черт знает какая отсебятина нагорожена… У авторов косточки в гробу перевернулись бы, если бы они узнали.
Вот этого-то палисадника теперь и
не было, а я его
видел еще в прошлом году…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. А я никакой совершенно
не ощутила робости; я просто
видела в нем образованного, светского, высшего тона человека, а о чинах его мне и нужды нет.
Осип (глядя в окно). Купцы какие-то хотят войти, да
не допускает квартальный. Машут бумагами: верно, вас хотят
видеть.
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого
не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только
увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и
не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Хлестаков. Вы, как я
вижу,
не охотник до сигарок. А я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак
не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше нравятся — брюнетки или блондинки?
А! а! покраснели!
Видите!
видите! Отчего ж вы
не говорите?