Трактир Егорова когда-то принадлежал Воронину, и
на вывеске была изображена ворона, держащая в клюве блин. Все лавки Охотного ряда были мясные, рыбные, а под ними зеленные подвалы. Задние двери лавок выходили на огромный двор — Монетный, как его называли издревле. На нем были тоже одноэтажные мясные, живорыбные и яичные лавки, а посредине — двухэтажный «Монетный» трактир. В задней части двора — ряд сараюшек с погребами и кладовыми, кишевшими полчищами крыс.
Неточные совпадения
В один прекрасный день
на двери появилась
вывеска, гласившая, что Сухаревских маклаков и антикваров из переулков (были названы два переулка) просят «не трудиться звонить».
Он ухватил меня за рукав и торопливо зашагал по обледенелому тротуару.
На углу переулка стоял деревянный двухэтажный дом и рядом с ним, через ворота, освещенный фонарем, старый флигель с казенной зеленой
вывеской «Винная лавка».
Тогда еще Большая Дмитровка была сплошь дворянской: Долгорукие, Долгоруковы, Голицыны, Урусовы, Горчаковы, Салтыковы, Шаховские, Щербатовы, Мятлевы… Только позднее дворцы стали переходить в руки купечества, и
на грани настоящего и прошлого веков исчезли с фронтонов дворянские гербы, появились
на стенах
вывески новых домовладельцев: Солодовниковы, Голофтеевы, Цыплаковы, Шелапутины, Хлудовы, Обидины, Ляпины…
Но доступ в кофейную имели не все.
На стенах пестрели
вывески: «Собак не водить» и «Нижним чинам вход воспрещается».
Москва шиковала вовсю, и налезли парикмахеры-французы из Парижа, а за ними офранцузились и русские, и какой-нибудь цирюльник Елизар Баранов
на Ямской не успел еще переменить
вывески: «Цырюльня.
После смерти Шувалова, в конце девяностых годов, Волконский сдал свой дом в аренду кондитеру Завьялову.
На роскошном барском особняке появилась
вывеска...
Кроме банок, цирюльники «открывали кровь». Еще в восьмидесятых годах
на окраинах встречались
вывески с надписью: «Здесь стригут, бреют, ставят пиявки и пущают кровь».
И вот, к великой купеческой гордости,
на стене вновь отделанного, роскошного по тому времени, дома появилась огромная
вывеска с аршинными буквами: «Большой Патрикеевский трактир».
Посредине дома — глухие железные ворота с калиткой всегда
на цепи, у которой день и ночь дежурили огромного роста, здоровенные дворники. Снаружи дом, украшенный
вывесками торговых заведений, был в полном порядке. Первый и второй этажи сверкали огромными окнами богато обставленных магазинов. Здесь были модная парикмахерская Орлова, фотография Овчаренко, портной Воздвиженский. Верхние два этажа с незапамятных времен были заняты меблированными комнатами Чернышевой и Калининой, почему и назывались «Чернышами».
И вот уже глядит он растерянно и смутно на движущуюся толпу перед ним, на летающие экипажи, на кивера и ружья проходящего полка,
на вывеску — и ничего хорошо не видит.
Кирсанов стал говорить, что русская фамилия его жены наделает коммерческого убытка; наконец, придумал такое средство: его жену зовут «Вера» — по — французски вера — foi; если бы
на вывеске можно было написать вместо Au bon travail — A la bonne foi, то не было ли бы достаточно этого?
Неточные совпадения
— А тоже грамотеями // Считаетесь! — с досадою // Дворовый прошипел. — //
На что вам книги умные? // Вам
вывески питейные // Да слово «воспрещается», // Что
на столбах встречается, // Достаточно читать!
Только первое время, пока карета выезжала из ворот клуба, Левин продолжал испытывать впечатление клубного покоя, удовольствия и несомненной приличности окружающего; но как только карета выехала
на улицу и он почувствовал качку экипажа по неровной дороге, услыхал сердитый крик встречного извозчика, увидел при неярком освещении красную
вывеску кабака и лавочки, впечатление это разрушилось, и он начал обдумывать свои поступки и спросил себя, хорошо ли он делает, что едет к Анне.
Разве я не могу жить без него?» И, не отвечая
на вопрос, как она будет жить без него, она стала читать
вывески.
У него был злой язык: под
вывескою его эпиграммы не один добряк прослыл пошлым дураком; его соперники, завистливые водяные медики, распустили слух, будто он рисует карикатуры
на своих больных, — больные взбеленились, почти все ему отказали.
Попадались почти смытые дождем
вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: «Иностранец Василий Федоров»; где нарисован был бильярд с двумя игроками во фраках, в какие одеваются у нас
на театрах гости, входящие в последнем акте
на сцену.