И я — туда. Там их — трое. Все — в слуховых
крылатых шлемах. И она — будто на голову выше, чем всегда, крылатая, сверкающая, летучая — как древние валькирии, и будто огромные, синие искры наверху, на радиошпице — это от нее, и от нее здесь — легкий, молнийный, озонный запах.
Ах, только бы — только бы добраться до радио…
Крылатые шлемы, запах синих молний… Помню — что-то громко говорил ей, и помню — она, глядя сквозь меня, как будто я был стеклянный, — издалека:
Неточные совпадения
Крылатые обезьяны, птицы с головами зверей, черти в форме жуков, рыб и птиц; около полуразрушенного шалаша испуганно скорчился святой Антоний, на него
идут свинья, одетая женщиной обезьяна в смешном колпаке; всюду ползают различные гады; под столом, неведомо зачем стоящим в пустыне, спряталась голая женщина; летают ведьмы; скелет какого-то животного играет на арфе; в воздухе летит или взвешен колокол;
идет царь с головой кабана и рогами козла.
Рука — вырвалась из моих рук, валькирийный, гневно-крылатый
шлем — где-то далеко впереди. Я — один застыло, молча, как все,
иду в кают-компанию…
В чертоги входит хан младой, // За ним отшельниц милых рой; // Одна снимает
шлем крылатый, // Другая кованые латы, // Та меч берет, та пыльный щит;
Темною ратью двигается лес навстречу нам.
Крылатые ели — как большие птицы; березы — точно девушки. Кислый запах болота течет по полю. Рядом со мною
идет собака, высунув розовый язык, останавливается и, принюхавшись, недоуменно качает лисьей головой.
При первом взгляде на его вздернутый кверху нос, черные густые усы и живые, исполненные ума и веселости глаза Рославлев узнал в нем, несмотря на странный полуказачий и полукрестьянской наряд, старинного своего знакомца, который в мирное время — певец любви, вина и
славы — обворожал друзей своей любезностию и добродушием; а в военное, как ангел-истребитель, являлся с своими
крылатыми полками, как молния, губил и исчезал среди врагов, изумленных его отвагою; но и посреди беспрерывных тревог войны, подобно древнему скальду, он не оставлял своей златострунной цевницы: