Неточные совпадения
Я не отомстил: гвардия и трон, алтарь и пушки — все осталось; но через тридцать лет я стою под тем же
знаменем, которого не покидал ни разу» («Полярная звезда» на 1855).
Мало-помалу слезы ее становились реже, улыбка светилась по временам из-за них; отчаянье ее превращалось в томную грусть; скоро ей сделалось страшно за прошедшее, она боролась с собой и отстаивала его против настоящего из сердечного point d'honneur'a, [собственного понятия о чести (фр.).] как воин отстаивает
знамя, понимая, что сражение потеряно.
Я видел эти последние облака, едва задержанные у небосклона, и, сам увлеченный и с бьющимся сердцем, — тихо-тихо вынимал из ее рук
знамя, а когда она перестала его удерживать — я был влюблен.
Народность, как
знамя, как боевой крик, только тогда окружается революционной ореолой, когда народ борется за независимость, когда свергает иноземное иго.
Появление славянофилов как школы и как особого ученья было совершенно на месте; но если б у них не нашлось другого
знамени, как православная хоругвь, другого идеала, как «Домострой» и очень русская, но чрезвычайно тяжелая жизнь допетровская, они прошли бы курьезной партией оборотней и чудаков, принадлежащие другому времени.
Если Ронге и последователи Бюше еще возможны после 1848 года, после Фейербаха и Прудона, после Пия IX и Ламенне, если одна из самых энергических партий движения ставит мистическую формулу на своем
знамени, если до сих пор есть люди, как Мицкевич, как Красинский, продолжающие быть мессианистами, — то дивиться нечему, что подобное учение привез с собою Чаадаев из Европы двадцатых годов.
Нельзя же двум великим историческим личностям, двум поседелым деятелям всей западной истории, представителям двух миров, двух традиций, двух начал — государства и личной свободы, нельзя же им не остановить, не сокрушить третью личность, немую, без
знамени, без имени, являющуюся так не вовремя с веревкой рабства на шее и грубо толкающуюся в двери Европы и в двери истории с наглым притязанием на Византию, с одной ногой на Германии, с другой — на Тихом океане.
Он был окружен враждебной средой — средой сильной и имевшей над ним большие выгоды; ему надобно было пробиваться рядом всевозможных неприятелей и водрузить свое
знамя.
Уверенные в победе, они провозгласили основой нового государственного порядка всеобщую подачу голосов. Это арифметическое
знамя было им симпатично, истина определялась сложением и вычитанием, ее можно было прикидывать на счетах и метить булавками.
С тринадцати лет я служил одной идее и был под одним
знаменем — войны против всякой втесняемой власти, против всякой неволи во имя безусловной независимости лица.
…В Соутамтоне я Гарибальди не застал. Он только что уехал на остров Байт. На улицах были видны остатки торжества:
знамена, группы народа, бездна иностранцев…
У Вестминстерского моста, близ парламента, народ так плотно сжался, что коляска, ехавшая шагом, остановилась и процессия, тянувшаяся на версту, ушла вперед с своими
знаменами, музыкой и проч.
Цель ее состояла в том, чтоб удалить Гарибальди от народа, то есть от работников, и отрезать его от тех из друзей и знакомых, которые остались верными прежнему
знамени, и, разумеется, — пуще всего от Маццини.
Неточные совпадения
Гневно потрясали они своими деревяшками и громко угрожали поднять
знамя бунта.
Ему было радостно думать, что и в столь важном жизненном деле никто не в состоянии будет сказать, что он не поступил сообразно с правилами той религии, которой
знамя он всегда держал высоко среди общего охлаждения и равнодушия.
Между крепкими греками, неизвестно каким образом и для чего, поместился Багратион, тощий, худенький, с маленькими
знаменами и пушками внизу и в самых узеньких рамках.
Когда прибегнем мы под
знамя // Благоразумной тишины, // Когда страстей угаснет пламя // И нам становятся смешны // Их своевольство иль порывы // И запоздалые отзывы, — // Смиренные не без труда, // Мы любим слушать иногда // Страстей чужих язык мятежный, // И нам он сердце шевелит. // Так точно старый инвалид // Охотно клонит слух прилежный // Рассказам юных усачей, // Забытый в хижине своей.
Генеральный хорунжий предводил главное
знамя; много других хоругвей и
знамен развевалось вдали; бунчуковые товарищи несли бунчуки.