Неточные совпадения
Хомяков спорил до четырех часов утра, начавши в девять; где
К. Аксаков
с мурмолкой в руке свирепствовал за Москву, на которую никто не нападал, и никогда не брал в руки бокала шампанского, чтобы не сотворить тайно моление и тост, который все знали; где Редкин выводил логически личного
бога, ad majorem gloriam Hegel; [
к вящей славе Гегеля (лат.).] где Грановский являлся
с своей тихой, но твердой речью; где все помнили Бакунина и Станкевича; где Чаадаев, тщательно одетый,
с нежным, как из воску,
лицом, сердил оторопевших аристократов и православных славян колкими замечаниями, всегда отлитыми в оригинальную форму и намеренно замороженными; где молодой старик А. И. Тургенев мило сплетничал обо всех знаменитостях Европы, от Шатобриана и Рекамье до Шеллинга и Рахели Варнгаген; где Боткин и Крюков пантеистически наслаждались рассказами М.
С. Щепкина и куда, наконец, иногда падал, как Конгривова ракета, Белинский, выжигая кругом все, что попадало.
Неточные совпадения
Как он, она была одета // Всегда по моде и
к лицу; // Но, не спросясь ее совета, // Девицу повезли
к венцу. // И, чтоб ее рассеять горе, // Разумный муж уехал вскоре // В свою деревню, где она, //
Бог знает кем окружена, // Рвалась и плакала сначала, //
С супругом чуть не развелась; // Потом хозяйством занялась, // Привыкла и довольна стала. // Привычка свыше нам дана: // Замена счастию она.
Тогда и премудрость приобретешь не из единых книг токмо, а будешь
с самим
Богом лицом к лицу; и воссияет земля паче солнца, и не будет ни печали, ни воздыхания, а лишь единый бесценный рай…»
Особенная эта служба состояла в том, что священник, став перед предполагаемым выкованным золоченым изображением (
с черным
лицом и черными руками) того самого
Бога, которого он ел, освещенным десятком восковых свечей, начал странным и фальшивым голосом не то петь, не то говорить следующие слова: «Иисусе сладчайший, апостолов славо, Иисусе мой, похвала мучеников, владыко всесильне, Иисусе, спаси мя, Иисусе спасе мой, Иисусе мой краснейший,
к Тебе притекающего, спасе Иисусе, помилуй мя, молитвами рождшия Тя, всех, Иисусе, святых Твоих, пророк же всех, спасе мой Иисусе, и сладости райския сподоби, Иисусе человеколюбче!»
Все тогда встали
с мест своих и устремились
к нему; но он, хоть и страдающий, но все еще
с улыбкой взирая на них, тихо опустился
с кресел на пол и стал на колени, затем склонился
лицом ниц
к земле, распростер свои руки и, как бы в радостном восторге, целуя землю и молясь (как сам учил), тихо и радостно отдал душу
Богу.
Он был именно такого свойства ревнивец, что в разлуке
с любимою женщиной тотчас же навыдумывал
бог знает каких ужасов о том, что
с нею делается и как она ему там «изменяет», но, прибежав
к ней опять, потрясенный, убитый, уверенный уже безвозвратно, что она успела-таки ему изменить,
с первого же взгляда на ее
лицо, на смеющееся, веселое и ласковое
лицо этой женщины, — тотчас же возрождался духом, тотчас же терял всякое подозрение и
с радостным стыдом бранил себя сам за ревность.