Когда я вышел садиться в повозку в Козьмодемьянске, сани были заложены по-русски: тройка в ряд, одна
в корню, две на пристяжке, коренная в дуге весело звонила колокольчиком.
Неточные совпадения
А какие оригиналы были
в их числе и какие чудеса — от Федора Ивановича Чумакова, подгонявшего формулы к тем, которые были
в курсе Пуансо, с совершеннейшей свободой помещичьего права, прибавляя, убавляя буквы, принимая квадраты за
корни и х за известное, до Гавриила Мягкова, читавшего самую жесткую науку
в мире — тактику.
Человек, прикрепленный к семье, делается снова крепок земле. Его движения очерчены, он пустил
корни в свое поле, он только на нем то, что он есть; «француз, живущий
в России, — говорит Прудон, — русский, а не француз». Нет больше ни колоний, ни заграничных факторий, живи каждый у себя…
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что люди привыкли жить за счет чужой силы и эта привычка насквозь проникла все классы, все отношения и действия людей. Я — понимаю: привычка эта возникла из желания человека облегчить труд, но она стала его второй природой и уже не только приняла отвратительные формы, но
в корне подрывает глубокий смысл труда, его поэзию.
Ну, вот в один, как говорится, прекрасный день я и велел заложить себе дрожки тройкой, —
в корню ходил у меня иноходец, азиятец необыкновенный, зато и назывался Лампурдос, — оделся получше и поехал к Матрениной барыне.
Неточные совпадения
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с
корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько
в свете быть возможно.
Виртуозность прямолинейности, словно ивовый кол, засела
в его скорбной голове и пустила там целую непроглядную сеть
корней и разветвлений.
Не успело еще пагубное двоевластие пустить зловредные свои
корни, как из губернии прибыл рассыльный, который, забрав обоих самозванцев и посадив их
в особые сосуды, наполненные спиртом, немедленно увез для освидетельствования.
Поняв чувства барина,
Корней попросил приказчика прийти
в другой раз. Оставшись опять один, Алексей Александрович понял, что он не
в силах более выдерживать роль твердости и спокойствия. Он велел отложить дожидавшуюся карету, никого не велел принимать и не вышел обедать.
— Солдат! — презрительно сказал
Корней и повернулся ко входившей няне. — Вот судите, Марья Ефимовна: впустил, никому не сказал, — обратился к ней
Корней. — Алексей Александрович сейчас выйдут, пойдут
в детскую.