Неточные совпадения
Мы не знали всей силы того, с чем вступали
в бой, но бой приняли. Сила сломила
в нас многое, но не она нас сокрушила, и ей мы не сдались несмотря на все ее
удары. Рубцы, полученные от нее, почетны, — свихнутая нога Иакова
была знамением того, что он боролся ночью с богом.
Спустя несколько месяцев прочел я
в газетах, что государь, желая вознаградить двух невинно наказанных кнутом, приказал им выдать по двести рублей за
удар и снабдить особым паспортом, свидетельствующим их невинность, несмотря на клеймо. Это
был зажигатель, говоривший к народу, и один из его товарищей.
Это не
было ни отчуждение, ни холодность, а внутренняя работа — чужая другим, она еще себе
была чужою и больше предчувствовала, нежели знала, что
в ней.
В ее прекрасных чертах
было что-то недоконченное, невысказавшееся, им недоставало одной искры, одного
удара резцом, который должен
был решить, назначено ли ей истомиться, завянуть на песчаной почве, не зная ни себя, ни жизни, или отразить зарево страсти, обняться ею и жить, — может, страдать, даже наверное страдать, но много жить.
Вещи, которые
были для нас святыней, которые лечили наше тело и душу, с которыми мы беседовали и которые нам заменяли несколько друг друга
в разлуке; все эти орудия, которыми мы оборонялись от людей, от
ударов рока, от самих себя, что
будут они после нас?
Под этим большим светом безучастно молчал большой мир народа; для него ничего не переменилось, — ему
было скверно, но не сквернее прежнего, новые
удары сыпались не на его избитую спину. Его время не пришло. Между этой крышей и этой основой дети первые приподняли голову, может, оттого, что они не подозревали, как это опасно; но, как бы то ни
было, этими детьми ошеломленная Россия начала приходить
в себя.
«Я еще не опомнился от первого
удара, — писал Грановский вскоре после кончины Станкевича, — настоящее горе еще не трогало меня: боюсь его впереди. Теперь все еще не верю
в возможность потери — только иногда сжимается сердце. Он унес с собой что-то необходимое для моей жизни. Никому на свете не
был я так много обязан. Его влияние на нас
было бесконечно и благотворно».
Пустить дело
в ход совершенно зависело от моей воли, но надобен
был coup de grâce [Последний, решающий
удар (фр.).] предводителя.
Я считал, что самая откровенность смягчит
удар, но он поразил сильно и глубоко: она
была сильно огорчена, ей казалось, что я пал и ее увлек с собой
в какое-то падение.
Она перешагнула, но коснувшись гроба! Она все поняла, но
удар был неожидан и силен; вера
в меня поколебалась, идол
был разрушен, фантастические мучения уступили факту. Разве случившееся не подтверждало праздность сердца?
В противном случае разве оно не противустояло бы первому искушению — и какому? И где?
В нескольких шагах от нее. И кто соперница? Кому она пожертвована? Женщине, вешавшейся каждому на шею…
Она сидела на краю печи, опираясь ногами о приступок, наклонясь к людям, освещенным огнем маленькой жестяной лампы; уж это всегда, если она
была в ударе, она забиралась на печь, объясняя:
Неточные совпадения
В сей крайности вознамерились они сгоряча меня на всю жизнь несчастным сделать, но я тот
удар отклонил, предложивши господину градоначальнику обратиться за помощью
в Санкт-Петербург, к часовых и органных дел мастеру Винтергальтеру, что и
было ими выполнено
в точности.
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом;
в последний раз звякнул
удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее
был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую
в весеннее время водой. Бред продолжался.
Ровно
в пять часов, бронзовые часы Петр I не успели добить пятого
удара, как вышел Алексей Александрович
в белом галстуке и во фраке с двумя звездами, так как сейчас после обеда ему надо
было ехать.
Такой злодей; хоть бы
в сердце ударил — ну, так уж и
быть, одним разом все бы кончил, а то
в спину… самый разбойничий
удар!
Вот он раз и дождался у дороги, версты три за аулом; старик возвращался из напрасных поисков за дочерью; уздени его отстали, — это
было в сумерки, — он ехал задумчиво шагом, как вдруг Казбич, будто кошка, нырнул из-за куста, прыг сзади его на лошадь,
ударом кинжала свалил его наземь, схватил поводья — и
был таков; некоторые уздени все это видели с пригорка; они бросились догонять, только не догнали.