Мы своих боярей имеем, нам свои грамоты оставлены Ярославом Великим, ссылаемся на них, да на
крепкие головы земляков своих — и с нами Бог, умрем за святую Софию.
Неточные совпадения
Поезд тянулся непрерывною полосою, и в нем, в одной из повозок, находился князь Стрига-Оболенский со своими гостями Назарием и Захарием. Не доезжая до высоких, настежь отворенных дворцовых ворот, все поезжане вышли из колымаг и возков и отправились пешком с непокрытыми
головами к воротам, около которых по обеим сторонам стояли на карауле дюжие копейщики, в светлых шишаках и
крепких кольчугах, держа в руках иные бердыши, а иные — копья.
Старик, со стороны москвитян, с ловкостью юноши управлял своим оружием, меч его только вместе со смертью опускался на
головы противников, расщемлял и мял
крепкие шишаки их.
Когда философ измерил страшную круть ее и вспомнил вчерашнее путешествие, то решил, что или у пана были слишком умные лошади, или у козаков слишком
крепкие головы, когда и в хмельном чаду умели не полететь вверх ногами вместе с неизмеримой брикою и багажом.
Мы своих боярей имеем, нам свои грамоты оставлены Ярославом Великим, ссылаемся на них, да на
крепкие головы земляков своих — и с нами Бог, умрем за святую Софию.
И вывели на вал скрученных веревками запорожцев. Впереди их был куренной атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, — так, как схватили его хмельного. И потупил в землю голову атаман, стыдясь наготы своей перед своими же козаками и того, что попал в плен, как собака, сонный. В одну ночь поседела
крепкая голова его.
Неточные совпадения
«Хитро это они сделали, — говорит летописец, — знали, что
головы у них на плечах растут
крепкие, — вот и предложили».
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить
голову на подушку, заснул
крепким и спокойным, как всегда, сном.
— Всё пройдет, всё пройдет, мы будем так счастливы! Любовь наша, если бы могла усилиться, усилилась бы тем, что в ней есть что-то ужасное, — сказал он, поднимая
голову и открывая улыбкою свои
крепкие зубы.
Лица у них были полные и круглые, на иных даже были бородавки, кое-кто был и рябоват, волос они на
голове не носили ни хохлами, ни буклями, ни на манер «черт меня побери», как говорят французы, — волосы у них были или низко подстрижены, или прилизаны, а черты лица больше закругленные и
крепкие.
Возвратясь с Сенной, он бросился на диван и целый час просидел без движения. Между тем стемнело; свечи у него не было, да и в
голову не приходило ему зажигать. Он никогда не мог припомнить: думал ли он о чем-нибудь в то время? Наконец он почувствовал давешнюю лихорадку, озноб, и с наслаждением догадался, что на диване можно и лечь… Скоро
крепкий, свинцовый сон налег на него, как будто придавил.