Неточные совпадения
Быть может сплетня в форме прямого
обвинения Дарьи Николаевны в ускорении смерти генеральши Салтыковой и получила бы гораздо большее развитие, если бы не случилось одно обстоятельство, заставившее умолкнуть слишком уж ретивых и громких обвинителей «из общества». Обстоятельство это было «мнение», высказанное «власть имущей особой», особенно со времени удачного, по ее мнению, совета, данного ею покойной генеральше повидать лично Дарью Николаевну, покровительствовавшей
последней.
К тому же, за
последнее время до «особы» стали действительно со всех сторон доходить странные слухи о происходящем в доме его «протеже», и слухи эти были так настойчивы и упорны, что с ними он находил нужным считаться, если не по должности высшего административного чиновника, по просто как человек, так много лет защищавший эту женщину от нареканий и силою своего служебного авторитета заставлявший умолкать, быть может, как теперь оказывается, справедливые
обвинения.
Она поняла из слов графа Орлова, что монастырь хранит эту тайну, касавшуюся, вероятно, какой-нибудь новой выходки «Салтычихи», а для суда и
обвинения последней было уже достаточно данных и без новых розысков.
Кто винил агитаторов особого рода, а кто простых мошенников; но против
последнего обвинения даже и в литературе возражали недоумением, что для чего бы-де мошенникам жечь бедняков, у которых и грабить-то нечего, тогда как кварталы богатых людей остаются нетронутыми: для чего им жечь Толкучий, когда он искони служил для их сбыта единственным и незаменимым притоном?
Неточные совпадения
Мы слышали, как
обвинение само засвидетельствовало, что до самого
последнего дня, до сегодня, до дня суда, колебалось обвинить подсудимого в полной и совершенной преднамеренности убийства, колебалось до самого этого рокового „пьяного“ письма, представленного сегодня суду.
Повидав затем исправника, прокурора, узнав подробности
обвинения и ареста, он еще более удивился на Алешу и приписал его мнение лишь возбужденному до
последней степени братскому чувству и состраданию его к Мите, которого Алеша, как и знал это Иван, очень любил.
Одного из редакторов, помнится Дюшена, приводили раза три из тюрьмы в ассизы по новым
обвинениям и всякий раз снова осуждали на тюрьму и штраф. Когда ему в
последний раз, перед гибелью журнала, было объявлено, решение, он, обращаясь к прокурору, сказал: «L'addition, s'il vous plaît?» [Сколько с меня всего? (фр.)] — ему в самом деле накопилось лет десять тюрьмы и тысяч пятьдесят штрафу.
Молодой прокурор, решившийся в
последнее время кончить свою танцевальную карьеру и жениться именно на дочери губернского предводителя, тоже вошел к управляющему губерниею с вопросом, по какому именно делу содержится в тюремном замке арестант, коллежский советник, князь Иван Раменский и в какой мере важны взводимые на него
обвинения.
— Говорили, разумеется, что ты взяток не берешь, что человек очень умный, знающий, но деспот и строгий без милосердия… Что общество ты ненавидишь и что в театре ты, вероятно, ни разу не будешь, потому что предпочитаешь казни на площади сценическим представлениям; словом, все похвалы были очень серьезные, а
обвинения — сущий вздор, на который я тебе советую не обращать никакого внимания, — присовокупила Настенька, снова заметив, что
последние слова были неприятны Калиновичу.