— Но позвольте, позвольте же мне, отчасти, все рассказать… как было дело и… в свою очередь… хотя это и лишнее, согласен с вами, рассказывать, — но год назад эта
девица умерла от тифа, я же остался жильцом, как был, и хозяйка, как переехала на теперешнюю квартиру, сказала мне… и сказала дружески… что она совершенно во мне уверена и все… но что не захочу ли я дать ей это заемное письмо, в сто пятнадцать рублей, всего что она считала за мной долгу.
Неточные совпадения
— Вот уж почти два года ни о чем не могу думать, только о
девицах. К проституткам идти не могу, до этой степени еще не дошел. Тянет к онанизму, хоть руки отрубить. Есть, брат, в этом влечении что-то обидное до слез, до отвращения к себе. С
девицами чувствую себя идиотом. Она мне о книжках, о разных поэзиях, а я думаю о том, какие у нее груди и что вот поцеловать бы ее да и
умереть.
Затем
умер вскорости и отец
девицы, говорят, от горести, которая и вызвала второй удар, однако не раньше как через три месяца.
Девица была больна всего две недели и
умерла.
Ее резвость и поминутные проказы восхищали отца и приводили в отчаянье ее мадам мисс Жаксон, сорокалетнюю чопорную
девицу, которая белилась и сурьмила себе брови, два раза в год перечитывала «Памелу», получала за то две тысячи рублей и
умирала со скуки в этой варварской России.
Там сошьет себе архалук, начнет по соседям ездить,
девицу присмотрит, женится, а когда
умрут старики, то и сам на хозяйство сядет.