Он был очень осторожен. Он как бы вскользь только говорил о себе, сказал, что он купец, имел торговлю бакалеей в одном из больших губернских городов, да
передал дело брату. В Петербург приехал присмотреться, нельзя ли какое-нибудь дело открыть в столице.
Неточные совпадения
Несколько
дней перед тем провел он почти в лихорадочном состоянии; несколько ночей без сна. В ночь под роковую субботу он так же не мог сомкнуть глаз почти до рассвета, но утомленный организм взял свое, и под утро Григорий Александрович забылся тревожным сном.
— Это еще что… Потеха тут прошлый раз была как раз в прием… Вызвал его светлость тут одного своего старого приятеля, вызвал по особенному, не терпящему отлагательства
делу… Тот прискакал, ног под собой не чувствуя от радости, и тоже, как и вы, несколько месяцев являлся в приемные
дни к светлейшему — не допускает к себе, точно забыл… Решил это он запиской ему о неотложном
деле напоминать и упросил адъютанта
передать…
На другой
день он приехал к князю и хотел войти к нему в кабинет, но
перед ним вырос лакей.
Только
перед утром третьего
дня судьба улыбнулась ему.
Наряду с грамотой и науками он стал приучать его и к торговле, рассчитывая
передать ему
дело кондитерской.
Последний раз они были на балаганах в прошлое воскресенье. Вечером еще этого
дня мальчик с радостным волнением
передавал отцу пережитые впечатления, а наутро другого
дня он уже не мог поднять головы от подушки.
Хандра прошла только за несколько
дней перед отъездом из Киева, и ею, по счастью, не омрачилось ни на один
день дальнейшее путешествие.
Те прискакали, лихо отплясали
перед его светлостью лезгинку и на другой же
день были отпущены назад.
Для того чтобы вернее изучить мах лошади,
перед окнами дома Фальконета было устроено искусственное возвышение вроде подножия памятника, на которое по несколько раз в
день выезжал вскачь искусный берейтор, попеременно на лучших двух лошадях царской конюшни: «Бриллиант» и «Каприсье».
Анна Филатьевна думала.
Перед ней проносилась вся ее жизнь со
дня ее свадьбы с Виктором Сергеевичем, с тем самым Виктором Сергеевичем, который теперь лежит там, под образами, недвижимый, бездыханный…
— Бог и послал тебя мне, Анфисушка… Не расскажи ты мне про этого несчастного солдатика, может ничего такого, что теперь случилось, и не было, а теперь у меня с души точно тяжесть какая скатилася, а как исповедаюсь с тобой вместе
перед княгинюшкой, паду ей в ноги, ангельской душеньке, да простит она меня, окаянную, и совсем легко будет… Силы будут остатные
дни послужить Господу…
— А вот дай, Анфисушка,
дела все справить, от денег-то бесовских совсем отвязаться, дом продать… Тогда уж и пойду,
перед странствием…
Перед обедом, если не было надобности собственноручно писать императрице или не удерживали другие важные
дела, Григорий Александрович обыкновенно ехал навестить кого-нибудь из своих близких.
Временами «великолепный князь Тавриды» по целым часам стоял на коленях, бил с рыданием головой в пол
перед образами, в горячей молитве, то в бешеной злобе катался по широким оттоманкам, изрыгая страшные ругательства и проклятия, а иногда по целым
дням сидел, уставившись в одну точку, грызя ногти, не слыша и не видя ничего и никого, и не принимая пищи.
Тебя предупреждали, — говорит он ему, — ты не имел недостатка в предупреждениях и указаниях, но ты не послушал предупреждений, ты отверг единственный путь, которым можно было устроить людей счастливыми, но, к счастью, уходя, ты
передал дело нам.
Перед днем моего рождения и моих именин Кало запирался в своей комнате, оттуда были слышны разные звуки молотка и других инструментов; часто быстрыми шагами проходил он по коридору, всякий раз запирая на ключ свою дверь, то с кастрюлькой для клея, то с какими-то завернутыми в бумагу вещами.
— Да, очень грустно, очень грустно, — говорил отец Михаил Введенский, поглаживая рукой гладкие бока наперсного креста. — Я очень рад, что вы
передали дело мне; я, как служитель церкви, постараюсь не оставить молодого человека без наставлений, но и постараюсь как можно более смягчить назидание.
Неточные совпадения
Подумавши, оставили // Меня бурмистром: правлю я //
Делами и теперь. // А
перед старым барином // Бурмистром Климку на́звали, // Пускай его! По барину // Бурмистр!
перед Последышем // Последний человек! // У Клима совесть глиняна, // А бородища Минина, // Посмотришь, так подумаешь, // Что не найти крестьянина // Степенней и трезвей. // Наследники построили // Кафтан ему: одел его — // И сделался Клим Яковлич // Из Климки бесшабашного // Бурмистр первейший сорт.
Этого мало: в первый же праздничный
день он собрал генеральную сходку глуповцев и
перед нею формальным образом подтвердил свои взгляды на администрацию.
Понятно, как должен был огорчиться бригадир, сведавши об таких похвальных словах. Но так как это было время либеральное и в публике ходили толки о пользе выборного начала, то распорядиться своею единоличною властию старик поопасился. Собравши излюбленных глуповцев, он вкратце изложил
перед ними
дело и потребовал немедленного наказания ослушников.
Оттого ли, что
дело было
перед праздником, или оттого, что всех томило какое-то смутное предчувствие, но люди двигались словно сонные.
— Куда ты
девал нашего батюшку? — завопило разозленное до неистовства сонмище, когда помощник градоначальника предстал
перед ним.