Неточные совпадения
— Что вы там ни говорите, барон, про своего Арапа, собака, нет слов, хорошая, но до моего Артура ей далеко. На вид она у меня не мудреная, по
душе скажу, даже и порода не чиста, но ума палата, да не
собачьего, сударь вы мой, а человеческого ума. Не собака — золото; только не говорит, а заговорит — профессор. Вы что это, господин ментор, в усы смеетесь, или не верите? — обратился он к Гиршфельду.
— А-а! Подпоручик Ромашов. Хорошо вы, должно быть, занимаетесь с людьми. Колени вместе! — гаркнул Шульгович, выкатывая глаза. — Как стоите в присутствии своего полкового командира? Капитан Слива, ставлю вам на вид, что ваш субалтерн-офицер не умеет себя держать перед начальством при исполнении служебных обязанностей… Ты,
собачья душа, — повернулся Шульгович к Шарафутдинову, — кто у тебя полковой командир?
Один Рапо поглядел на него серьезно и грустно, без унизительной иронии, и, звучно вздохнув из глубины своей
собачьей души, точно хотел сказать: «Ах, уйди, тебе здесь не место!»
Неточные совпадения
Я тоже перетерпливал, // Помалчивал, подумывал: // «Как ни дери,
собачий сын, // А всей
души не вышибешь, // Оставишь что-нибудь!
Почему ж не пособить человеку в таком горе? Дед объявил напрямик, что скорее даст он отрезать оселедец с собственной головы, чем допустит черта понюхать
собачьей мордой своей христианской
души.
Но все бы Коржу и в ум не пришло что-нибудь недоброе, да раз — ну, это уже и видно, что никто другой, как лукавый дернул, — вздумалось Петрусю, не обсмотревшись хорошенько в сенях, влепить поцелуй, как говорят, от всей
души, в розовые губки козачки, и тот же самый лукавый, — чтоб ему,
собачьему сыну, приснился крест святой! — настроил сдуру старого хрена отворить дверь хаты.
Он мог делать решительно все, что ему вздумается, и Раиса Павловна от
души хохотала над его остроумными
собачьими проказами, когда он, например, с ловкостью записного эквилибриста бросался к лакею, разносившему кушанье, и выхватывал с блюда лучший кусок или во время завтрака взбирался на обеденный стол и начинал обнюхивать тарелки и чашки завтракавших.
Если бы теперь в ходу были пытки, то можно бы подумать, что этого человека
душили, жгли, резали и пилили на части, заставляя его оговаривать людей на все стороны, и что он под тяжкими муками говорил что попало, и правду и неправду, — таковы его необъятнейшие воспоминания, вписанные им в свое уголовное дело, где человеческих имен кишит, как блох в
собачьей шкуре.