Романтическая дымка, накинутая на прошлое m-lle Введенской, ее парижские туалеты, подобных которым не было даже у законодательницы губернской моды — губернаторши, баронессы Ольги Петровны Фальк, особенный кодекс губернской нравственности, беспощадно бичующий малейшие проступки, совершенные на родной почве, и снисходительно относящийся к заграничным грешкам, сделали то, что начальница губернии в одно из воскресений первая завязала в соборе знакомство с Зинаидой Павловной и пригласила ее
в следующий вторник на «чашку чаю».
Александров с широкой улыбкой приложил правую руку к своей барашковой орленой шапке и подумал не без гордости: «Это еще пустяки. А вот ты лучше погляди на меня
в следующий вторник, на Чистых прудах, где я буду без шинели, без этого нелепого штыка, в одном парадном мундире, рука об руку с ней, с Зиночкой Белышевой, самой прекрасной и грациозной барышней в мире…»
Неточные совпадения
И вот, наконец, открытое письмо от Диодора Ивановича. Пришло оно во
вторник: «Взяли „Вечерние досуги“.
В это воскресение, самое большее —
в следующее, появится
в газетных киосках. Увы, я заболел инфлюэнцей, не встаю с постели. Отыщите сами. Ваш Д. Миртов».
Вдруг однообразное, невозмутимое спокойствие деревенской жизни Болдухиных было возмущено
следующим обстоятельством: привезли, по обыкновению во
вторник, письма и «Московские ведомости» из уездного городишки Богульска, отстоявшего
в сорока пяти верстах от села Болдухина.