Неточные совпадения
Под моим руководством находится шестьдесят пролетарских детей — юных
пионеров.
На днях все они выезжают за город, будут жить в палатках, на свежем воздухе, но вблизи деревни и организовывать таких же детей крестьян в отряд юных
пионеров.
Сейчас много занимаюсь, через две недели кончу зачеты и поеду к
пионерам в лагерь.
(Почерк Нинки.) — Завтра уезжаю в лагерь к своим
пионерам.
У нас в клубе вчера читали пролетарские писатели, — я видела и слышала этих
пионеров нашей, пролетарской литературы.
(Почерк Лельки.) — Нинка уехала к своим
пионерам вот уже две недели. Как-то без нее скучно. Уж привыкла, чтоб она приходила ко мне из общежития. Сидим, болтаем, знакомимся: мы, в сущности, очень мало знаем друг друга, ведь не видались несколько лет. Но я ее очень люблю, и она меня. Она садится за этот дневник и пишет. Иногда ночует у меня.
Нинка воротилась в Москву. Виделись с нею. Много рассказывала о своей работе с
пионерами.
Я, конечно, возражала очень иронически, а в душе с нею соглашалась, хотя это было неприятно. Нельзя не признаться, что у нас сейчас полоса, когда очень много зажигательных фраз и очень мало зажигательных дел. Десятилетние ребята-пионеры грозно поют:
— Погоди, все проще можно сделать. Сегодня Царапкин как раз делает доклад в галошной ячейке. О текущем моменте. Там с ним и столкуешься. Собираются в клубе
пионеров.
Пионеры, — и эта тонконогая мелкота в красных галстучках была втянута в кипящий котел общей работы. Ребята, под руководством пионервожатых, являлись на дом к прогульщикам, торчали у «черных касс», специально устроенных для прогульщиков, дразнили и высмеивали их; мастерили кладбища для лодырей и рвачей: вдруг в столовке — картонные могилы, а на них кресты с надписями...
Дежурили у лавок Центроспирта и пивных, уговаривали и стыдили входящих. Кипнем кипела работа. Лельке странно было вспомнить, как пуста была работа с
пионерами еще два-три года назад: в сущности, было только приучение к революционной болтовне. А теперь… Какой размах!
Пришли музыканты, прогнали девчат. Зазвенели звонки. Отдернулся занавес. Длинный стол под красной скатертью, большой графин с сверкающей под лампочкою водой. Как раз над графином — продолговатое, ясноглазое лицо Гриши Камышова, секретаря комсомольского комитета. Он встал, объявил собрание открытым, предложил избрать президиум. Избранные рабочие, работницы и
пионеры заняли места на сцене.
Оркестр заиграл «Интернационал». Все встали.
Пионеры стояли с серьезными лицами, подняв правые руки ладонями вперед. Лелька всегда любила этот прелестный пионерский жест и любовалась лесом замерших в воздухе молодых рук, безмолвно говоривших...
— Товарищи! Мы выделили из своей среды лучших комсомольцев и сегодня передаем их в партию. Лучшие, достойнейшие
пионеры передаются сегодня в наш комсомол.
Шагая в ногу, на сцену выступили
пионеры и пионерки, выстроились в ряд. За ними вторым рядом встали комсомольцы. На трибуну поднялся представитель райкома, говорил о пятилетке, о строительстве социализма и приветствовал новые кадры, идущие на подмогу партии.
Неточные совпадения
Солдат называют «
пионерами» Сахалина, потому что они жили здесь до учреждения каторги.
Но я не романист и не женщина, а потому скажу просто: Удодов был
пионер.
Но вот и опять дорога. И опять по обеим сторонам мелькают всё немцы, всё немцы. Чуть только клочок поуютнее, непременно там немец копошится, рубит, колет, пилит, корчует пни. И всё это только еще
пионеры, разведчики, за которыми уже виднеется целая армия.
Владимир Онуфриевич Удодов был самый симпатичный из
пионеров того времени.