Неточные совпадения
Особенно же все возмущались Штакельбергом. Рассказывали о его знаменитой корове и спарже, о том, как в
бою под Вафангоу массу раненых пришлось бросить на
поле сражения, потому что Штакельберг загородил своим поездом дорогу санитарным поездам; две роты солдат заняты были в
бою тем, что непрерывно
поливали брезент, натянутый над генеральским поездом, — в поезде находилась супруга барона Штакельберга, и ей было жарко.
Второй день у нас не было эвакуации, так как санитарные поезда не ходили. Наместник ехал из Харбина, как царь, больше, чем как царь; все движение на железной дороге было для него остановлено; стояли санитарные поезда с больными, стояли поезда с войсками и снарядами, спешившие на юг к предстоявшему
бою. Больные прибывали к нам без конца; заняты были все койки, все носилки, не хватало и носилок; больных стали класть на
пол.
А на юге непрерывно все грохотали пушки, как будто вдали вяло и лениво перекатывался глухой гром; странно было думать, что там теперь ад и смерть. На душе щемило, было одиноко и стыдно; там кипит
бой; валятся раненые, там такая в нас нужда, а мы вяло и без толку кружимся здесь по
полям.
Далеко от сраженья, меж кустов, // Питомец смелый трамских табунов, // Расседланный, хладея постепенно, // Лежал издохший конь; и перед ним, // Участием исполненный живым, // Стоял черкес, соратника лишенный; // Крестом сжав руки и кидая взгляд // Завистливый туда, на
поле боя, // Он проклинать судьбу свою был рад; // Его печаль — была печаль героя! // И весь в поту, усталостью томим, // К нему в испуге подскакал Селим // (Он лук не напрягал еще, и стрелы // Все до одной в колчане были целы).
Неточные совпадения
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое
поле. Шли целый день и только к вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать с
бою эту позицию, но так как порох был не настоящий, то, как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать не могли.
Люблю воинственную живость // Потешных Марсовых
полей, // Пехотных ратей и коней // Однообразную красивость, // В их стройно зыблемом строю // Лоскутья сих знамен победных, // Сиянье шапок этих медных, // Насквозь простреленных в
бою.
И он промчался пред полками, // Могущ и радостен, как
бой. // Он
поле пожирал очами. // За ним вослед неслись толпой // Сии птенцы гнезда Петрова — // В пременах жребия земного, // В трудах державства и войны // Его товарищи, сыны: // И Шереметев благородный, // И Брюс, и Боур, и Репнин, // И, счастья баловень безродный, // Полудержавный властелин.
В то самое время, как Гарибальди называл Маццини своим «другом и учителем», называл его тем ранним, бдящим сеятелем, который одиноко стоял на
поле, когда все спало около него, и, указывая просыпавшимся путь, указал его тому рвавшемуся на
бой за родину молодому воину, из которого вышел вождь народа итальянского; в то время, как, окруженный друзьями, он смотрел на плакавшего бедняка-изгнанника, повторявшего свое «ныне отпущаеши», и сам чуть не плакал — в то время, когда он поверял нам свой тайный ужас перед будущим, какие-то заговорщики решили отделаться, во что б ни стало, от неловкого гостя и, несмотря на то, что в заговоре участвовали люди, состарившиеся в дипломациях и интригах, поседевшие и падшие на ноги в каверзах и лицемерии, они сыграли свою игру вовсе не хуже честного лавочника, продающего на свое честное слово смородинную ваксу за Old Port.
Они говорили долго; сначала дружелюбно, а потом дед начал шаркать ногой по
полу, как петух перед
боем, грозил бабушке пальцем и громко шептал: