Они спорили. Слова крутились, сталкивались и бессильно падали. Я пристально
смотрел на лица. Пусть спорят, о чем хотят, пусть спорят о самом важном. Пусть говорят друг другу о жизни, о боге — она, отрывающаяся от земли, и он, уходящий в землю. К чему тут слова и споры?
Неточные совпадения
Из полумрака
на меня
смотрели огромные глаза с бледного, прекрасного, восторженного
лица. Охватывал душу безумный восторг от какой-то чудовищной, недоступной уму правды. Я взглянул
на Катру.
Ходили слухи, что
на собрание явится со своими молодцами лабазник Судоплатов — местный «Минин» и кулачный боец.
Лица смотрели взволнованно и тревожно.
Он старался не встретиться со мною глазами. Взгляд его был чуждый и отдаленный;
на бледном, страшно осунувшемся
лице темнели глубоко впавшие, окаймленные синевою глаза. Он как будто
смотрел из другого мира, неподвижно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Я продолжал...
Крутится Волчок
на изуродованных ногах.
Смотрят с бескровного
лица дико-испуганные, мучительные глаза Прасковьи. Радостно краснеет осунувшееся
лицо Марьи Егоровны, Дядя-Белый лукаво улыбается. И один крик несется — вызывающий, мистически-непонятный...
Ясно, все ясно! Как я мог сомневаться?.. Недавно к нам зашла Катра, и меня тогда поразило, — Алексей равнодушно разговаривал с нею, и откуда-то изнутри
на его
лице отразилась удовлетворенная, ласковая снисходительность. Как будто он был доволен, что может
смотреть на нее с высокой высоты, до которой ее чарам не достать; и с Машей он так нежен-нежен, и такой он весь ясный, тихий, хотя и не
смотрит в глаза.
Охватывает жуткая дрожь и раздражительное нетерпение. Я
смотрю на его осунувшееся
лицо с остановившеюся в глазах мыслью. Ну, ну!.. Чего ж ты ждешь?
И странно мне
смотреть на Наталью Федоровну. Сутулая, с желто-темным
лицом. Через бегающие глаза из глубины
смотрит растерянная, съежившаяся печаль, не ведающая своих истоков. И всегда под мышкой у нее огромная книга «Критика отвлеченных начал» Владимира Соловьева. Сидит у себя до двух, до трех часов ночи; согнувшись крючком, впивается в книгу. Часто лежит с мигренями. Отдышится — и опять в книгу. Сосет, сосет, и думает — что-нибудь высосет.
Солнце садилось. Нежно и сухо все золотилось кругом. Не было хмурых
лиц. Светлая, пьяная радость шла от красивой работы. И пьянела голова от запаха сена. Оно завоевало все, — сено
на укатанной дороге, сено
на ветвях берез, сено в волосах мужчин и
на платках баб. Федор Федорович
смотрел близорукими глазами и улыбался.
Клим тоже
посмотрел на лицо ее, полузакрытое вуалью, на плотно сжатые губы, вот они сжались еще плотней, рот сердито окружился морщинами, Клим нахмурился, признав в этой женщине знакомую Лютова.
Мне было весело
смотреть на лица студентов; их объятия, восклицания, невинное кокетничанье молодости, горящие взгляды, смех без причины — лучший смех на свете — все это радостное кипение жизни юной, свежей, этот порыв вперед — куда бы то ни было, лишь бы вперед, — это добродушное раздолье меня трогало и поджигало.
Офицерская повозочка должна была остановиться, и офицер, щурясь и морщась от пыли, густым, неподвижным облаком поднявшейся на дороге, набивавшейся ему в глаза и уши и липнувшей на потное лицо, с озлобленным равнодушием
смотрел на лица больных и раненых, двигавшихся мимо него.
Неточные совпадения
Обернулись, ан бригадир, весь пьяный,
смотрит на них из окна и лыка не вяжет, а Домашка Стрельчиха угольком фигуры у него
на лице рисует.
Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным
лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно
смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что
на нее, как
на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала
на жаровню.
Долли, Чириков и Степан Аркадьич выступили вперед поправить их. Произошло замешательство, шопот и улыбки, но торжественно-умиленное выражение
на лицах обручаемых не изменилось; напротив, путаясь руками, они
смотрели серьезнее и торжественнее, чем прежде, и улыбка, с которою Степан Аркадьич шепнул, чтобы теперь каждый надел свое кольцо, невольно замерла у него
на губах. Ему чувствовалось, что всякая улыбка оскорбит их.
Анна
смотрела на худое, измученное, с засыпавшеюся в морщинки пылью,
лицо Долли и хотела сказать то, что она думала, именно, что Долли похудела; но, вспомнив, что она сама похорошела и что взгляд Долли сказал ей это, она вздохнула и заговорила о себе.
Когда затихшего наконец ребенка опустили в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович встал и, с трудом ступая
на цыпочки, подошел к ребенку. С минуту он молчал и с тем же унылым
лицом смотрел на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу
на лбу, выступила ему
на лицо, и он так же тихо вышел из комнаты.