Неточные совпадения
Итак, которые удостоились увидеть зараз всеми вместе чувствами, как одним из многих чувств, сие всеблагое, которое и единое
есть и многое, поелику
есть всеблагое, те, говорю, поелику познали и каждодневно познают разными чувствами единого чувства разные вместе блага, как единое, не сознают во всем сказанном никакого различия, но созерцание называют ведением, и ведение созерцанием, слух зрением, и зрение слухом» (Слова преп. Симеона Нового Богослова. I, 475).], хотя бы и оккультного, «
мудрости века сего» [«Ибо
мудрость мира сего
есть безумие пред Богом» (1 Кор. 3:19).].
Не становится ли оно умной ненужностью, кичливой
мудростью века сего, которой должна
быть противопоставлена детская простота?
Так, основное определение Божества как блага сопровождается следующим разъяснением: «
будучи только в себе, оно не имеет сущности и далеко превосходит сущность,
будучи неживым, превосходит жизнь, и
будучи неразумным, превосходит
мудрость» (και εν αύτω μόνφ και το ανούσιον ουσίας υπερβολή· και το αζωον υπερέλουσα ζωή και το άνουν υπερέχουσα σοφία) (de d. п., IV, 3, с. 647).
Рассуждая же в восходящем направлении (ανιόντες), скажем, что она не
есть душа, или ум, не имеет ни фантазии, ни представления, ни слова, ни разумения; не высказывается и не мыслится; не
есть число, или строй, или величина, или малость, или равенство, или неравенство, или сходство, или несходство; она не стоит и не движется, не покоится и не имеет силы, не
есть сила или свет; не живет и не
есть жизнь; не сущность, не вечность и не время; не может
быть доступна мышлению; не ведение, не истина; не царство и не
мудрость; не единое, не единство (ένότης), не божество, не благость, не дух, как мы понимаем; не отцовство, не сыновство, вообще ничто из ведомого нам или другим сущего, не
есть что-либо из не сущего или сущего, и сущее не знает ее как такового (ουδέ τα οντά γινώσκει αυτόν ή αΰθή εστίν), и она не знает сущего как такового; и она не имеет слова (ουδέ λόγος αυτής εστίν), ни имени, ни знания; ни тьма, ни свет; ни заблуждение, ни истина; вообще не
есть ни утверждение (θέσις), ни отрицание (αφαίρεσις); делая относительно нее положительные и отрицательные высказывания (των μετ αύτη'ν θέσεις καί οίραιρε'σεις ποιούντες), мы не полагаем и не отрицаем ее самой; ибо совершенная единая причина выше всякого положения, и начало, превосходящее совершенно отрешенное от всего (абсолютное) и для всего недоступное, остается превыше всякого отрицания» (καί υπέρ πασαν αφαίρεσιν ή υπεροχή των πάντων απλώς οίπολελυμένου και έιε' κείνα των όλων) (de mystica theologia, cap.
Таким образом, Он
есть и сущность сущего (όντότης των όντων), и форма в формах, как основа форм (είδεάρχης), и
мудрость мудрствующих, и вообще все во всем (απλώς τα πάντα πάντων); и не
есть природа, ибо выше всякой природы, не
есть сущий, ибо выше всего сущего; и не
есть сущий и не имеет формы, ибо
есть выше формы» [Ibid., 1176.].
Подобный же случай имеем мы и относительно
мудрости, которая потому не может
быть приложима к Богу в собственном смысле, что
мудрости и мудрому противостоит глупость и глупец; следовательно, правильнее и вернее Он
будет именоваться более, чем мудрым, или сверхмудростию.
Божественное неведение
есть поэтому высшая и истинная
мудрость» [De div. nat., lib.
Ее называют эн («не
есть»), потому что мы не знаем и никто не может знать, что
было в этом начале, так как это не может
быть достигнуто ни
мудростью (хокма, вторая сефира [Сефиры (или сефироты) — согласно книге Зогар, десять творящих атрибутов бога, посредством которых он открывается и познается.]), ни разумом (бина, третья сефира)» (Зогар, de Pauly, III, 288 b).
Это
суть (начиная снизу): таинственная
мудрость (=хокма), глубоко скрытая
мудрость (= кефер) и никогда не раскрываемая
мудрость (= эн-соф).
Та таинственная
мудрость есть принцип всякой другой (нижестоящей, напр., земной)
мудрости.
Высшая Глава, это священный и таинственный Древний, Глава всех глав, Глава, которая не
есть голова, раз она неизвестна и раз никогда не
будет узнано, что в ней содержится; никакая
мудрость и никакой разум не могут ее охватить.
Он
есть верховная глава, — глава всех глав, — глава, которая не
есть глава, — неизвестно, что
есть в этой главе, ибо она не восприемлется ни
мудростью, ни разумом.
Всемогущее, невидимое, непонятное, всеведущее, вечное, самостоятельное благо, сущность всех сущностей, всемогущая воля, которая собственно не любит, не мудра, не правдива, не блага и т. д., но
есть сама любовь,
мудрость и благо, благой, вечный свет».
Он называет «бредом о творении» (creatürlicher Wahn) мысль, «будто Бог
есть нечто чуждое, и пред временем создания тварей и этого мира держал в себе в троице своей
мудростью совет, что Он хочет сделать и к чему принадлежит всякое существо, и таким образом сам почерпнул из себя повеление (Fürsatz), куда надо определить какую вещь [IV, 405.].
Исшедшее зовется наслаждением (Lust) Божества или вечной
мудростью, каковая
есть первосостояние всех сил, красот и добродетелей, чрез нее троякий дух становится вожделеющим, а его вожделение
есть импрессия, схватывание самого себя: воля схватывает (fasst)
мудрость в настроении, а схваченное в разуме
есть вечное слово всех красок, сил и добродетелей» [Myst. magn., V, 7–8, § 2–5.
«Духи ангелов не от века
были телесны, но от века всегда
были в дереве вечной жизни эссенции, и от века их образ усматривался в Деве
мудрости…
Вся философия, так же как и искусство эллинов,
есть умное видение этих идей или же искание этого видения, она воспламенена подлинной любовью к Софии — недаром сама она наименовала себя φιλο-σοφία [Букв.: «любомудрие», «любовь к
мудрости» (греч.).].
В утверждении софийности понятий лежит коренная ложь учения Гегеля, с этой стороны представляющего искажение платонизма, его reductio ad absurdum [Приведение к нелепости (лат.).], и «
мудрость века сего» [Ибо
мудрость мира сего
есть безумие пред Богом (1 Кор. 3:19).], выдающего за Софию (сам Гегель, впрочем, говорит даже не о Софии, понятию которой вообще нет места в его системе, но прямо о Логосе, однако для интересующего нас сейчас вопроса это различие не имеет значения).
Является свидетельством эллинской
мудрости и благочестия тот факт, что в греческом умозрении вопросу о первоматерии мира
было посвящено столь исключительное внимание, причем в учениях Платона, Аристотеля и Плотина он получил завершенное, исчерпывающее рассмотрение, к которому новая философия ничего не умела прибавить.
Эта Jungfrau Sophia
есть отвлеченный принцип
мудрости, Spiegel der Weisheit [Зеркало
мудрости (нем.).], и ее отношение к полу установляется только ее именем, очевидно, навеянным «Книгою Премудрости Соломона».
Но для этого «зеркала
мудрости» совсем нет необходимости
быть не только «Женственностью», но даже и просто «Девой».
Geist erblicket die Bildniss der Engel, sowohl die Bildniss des Menschen, welche das Verbum Fiat geschaffen hat» [
Мудрость Божия
есть вечная Дева, не женщина, а стремление и чистота беспорочная, и существует она как образ Божий и подобие Троицы; она не рождает, но в ней заложены величайшие чудеса, которые усматривает Св.
Дух, и Слово Отца, как сухие матрицы, оживающие благодаря слову «Fiat» <Да
будет! — лат.) и составляющие чудотворную
мудрость неисчислимую.
Понятие Jungfrau Sophia резко отличается внеполовым, точнее, полувраждебным характером: вообще вся система Беме отмечена отсутствием эротизма и типической для германства безженностью (которая дошла до апогея в гроссмейстере германской философии Канте). «Die Bildniss ist in Gott eine ewige Jungfrau in der Weisheit Gottes gewesen, nicht eine Frau, auch kein Mann, aber sie ist beides gewesen; wie auch Adam beides war vor seiner Herren, welche bedeitet den irdischen Menschen, darzu tierisch» [Образы Божий, которые принимает вечная Дева в качестве
мудрости Бога, не
есть ни мужчина, ни женщина, но и то и другое; как и Адам
был и тем и другим перед своим Господом, чем отличался смертный человек от животного (нем.).] [Ib., Cap.
«Души, оживляющие мужчин, истекают из «Древа
Мудрости», которое
есть мужское начало, а души, оживляющие женщин, из «Низшего древа», которое
есть женское начало.
Законом жизни для него становится
мудрость цельности и цельность
мудрости — целомудрие, которое
есть одновременно и условие, и следствие любви.
В том, что небытие, ничто, сделалось материей бытия,
было вызвано к жизни, сказалась самоотверженная любовь Божия и безмерное божественное смирение; в этом же проявилась и безмерная
мудрость, и всемогущество Божие, создающее мир из ничего.
Змеиная хитрость, которая в Евангелии называется
мудростью («
будьте мудры, как змеи» — Мф. 10:16), сама по себе вовсе не
есть отрицательное качество, ибо Спаситель повелевает иметь ее апостолам.