А наслаждение (Lust) есть стянутая
сила воли или Отца и есть Его Сын, сердце и седалище (Sitz), первое вечное начало в воле, и потому называется Сыном, что Он берет вечное начало в воле, самостягиванием воли.
Неточные совпадения
«Таким образом, следует думать о Боге, что он вводит свою
волю в знание (Scienz) к природе, дабы его
сила открывалась в свете и могуществе и становилась царством радости: ибо, если бы в вечном Едином не возникала природа, все было бы тихо: но природа вводит себя в мучительность, чувствительность и ощутительность, дабы подвиглась вечная тишина, и
силы прозвучали в слове…
Разумеется, и творческое «да будет» Fiat, которое так часто встречается у Беме, получает соответствующее истолкование не в смысле повеления (Fürsatz), но в смысле —
силы Божества, его природной мощи, потенции бытия и в таком смысле в разных выражениях определяется оно во многих местах: «вожделение (Begierde) из вечной
воли безосновности есть первый образ (Gestalt) и есть Fiat или Schuf [Создание, творение (нем.).].
Воля есть отец; настроение есть связанность (das Gefassete)
воли, как седалище и жительство
воли, или центр к нечто, и есть сердце
воли; исход из
воли и настроения есть
сила и дух.
Исшедшее зовется наслаждением (Lust) Божества или вечной мудростью, каковая есть первосостояние всех
сил, красот и добродетелей, чрез нее троякий дух становится вожделеющим, а его вожделение есть импрессия, схватывание самого себя:
воля схватывает (fasst) мудрость в настроении, а схваченное в разуме есть вечное слово всех красок,
сил и добродетелей» [Myst. magn., V, 7–8, § 2–5.
Их природа заключается в добре и в
силу этого лишена «собственной»
воли (нем.).]. «Ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли: все Им и для Него создано» (Колосс. 1:16).
Ангелы, при всей своей духовной высоте и близости к Богу, суть служебные духи, άγγελοι, представляющие
силу Божества, Его
волю.
Однако не этим человеческим порождается то сверхчеловеческое, что потрясает нас в явлении пророка, как вестника
воли Божией и носителя
силы Божией.
Но вместе с тем совершение чуда милостью Божией, а не
силой Веельзевуловой предполагает и всю
силу смирения и преданности
воле Божией, без которой нет святости, благодатной духоносности.
Власть, сознающая себя законной, а не самозваной, ощущает в себе
волю, право и
силу повелевать, — с инстинктивной царственностью, без рассуждения или рефлексии; равно и лояльное повиновение должно быть не рассудочным, но непосредственным и в известном смысле не рассуждающим, слепым.
И если в Слове Божием так определенно предустановляется его наличность, то делается это, очевидно, в
силу божественного предвидения, распространяющегося и на тварную свободу, но не в смысле его неизбежности, как вытекающей из
воли Божией.
— Иной раз, право, мне кажется, что будто русский человек — какой-то пропащий человек. Нет
силы воли, нет отваги на постоянство. Хочешь все сделать — и ничего не можешь. Все думаешь — с завтрашнего дни начнешь новую жизнь, с завтрашнего дни примешься за все как следует, с завтрашнего дни сядешь на диету, — ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами и язык не ворочается, как сова, сидишь, глядя на всех, — право и эдак все.
Обломов думал успокоиться, разделив заботу с Ольгой, почерпнуть в ее глазах и ясной речи
силу воли и вдруг, не найдя живого и решительного ответа, упал духом.
Она представила себе, что должен еще перенести этот, обожающий ее друг, при свидании с героем волчьей ямы, творцом ее падения, разрушителем ее будущности! Какой
силой воли и самообладания надо обязать его, чтобы встреча их на дне обрыва не была встречей волка с медведем?
Неточные совпадения
Взвесь
силу гордую, // Взвесь
волю твердую: // Каким идти?
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе не думая о том, что его прощение есть действие высшей
силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его
волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
Никогда еще невозможность в глазах света его положения и ненависть к нему его жены и вообще могущество той грубой таинственной
силы, которая, в разрез с его душевным настроением, руководила его жизнью и требовала исполнения своей
воли и изменения его отношений к жене, не представлялись ему с такою очевидностью, как нынче.
Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей болезни, что не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек; что, не испытанный измлада в борьбе с неудачами, не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас великих ощущений не принял последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его
воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем свете, кто бы был в
силах воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями
силы и лишенную упругости немощную
волю, — кто бы крикнул живым, пробуждающим голосом, — крикнул душе пробуждающее слово: вперед! — которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский человек?
— О, спасибо вам,
волы! — кричали запорожцы, — служили всё походную службу, а теперь и военную сослужили! — И ударили с новыми
силами на неприятеля.