Доказательства бытия Божия вообще уже самым появлением своим свидетельствуют о наступлении кризиса в религиозном сознании, когда по тем либо иным причинам иссякают или затягиваются песком источники религиозного вдохновения, непосредственно сознающего себя и откровением, но та вера, которая призывается сказать горе: «двинься в море» [«Иисус же сказал им в ответ:…если будете
иметь веру и не усомнитесь… то… если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет» (Мф. 21:21).], не имеет, кажется, ровно никакого отношения к доказательствам.
Неточные совпадения
Такое положение было бы нестерпимо и совершенно раскалывало и обессиливала бы наше сознание, если бы
вера и рассудок
имели одну и ту же задачу, один и тот же предмет.
В
вере есть свобода, но вовсе нет произвола,
вера имеет свою «закономерность».
Такое состояние современного человечества, конечно,
имеет свои духовные причины, но благодаря ему теперь трудно быть понятым и даже просто выслушанным в вопросе о
вере.
Вера имеет свои степени и возрасты, свои приливы и отливы.
Итак,
вера имеет две стороны: субъективное устремление, искание Бога, религиозная жажда, вопрос человека, и объективное откровение, ощущение Божественного мира, ответ Бога.
И это объективное содержание
веры имеет для верующего полную достоверность, есть его религиозное знание, полученное, однако, путем откровения.
Знание строго монистично, — в его пределах, которые суть в то же время и пределы имманентного, гносеологически нет места
вере, она не
имеет здесь себе онтологического основания.
Вера имеет дело с недоступным: «Верь тому, что сердце скажет, нет залогов от небес» [Цитата из стихотворения Фр. Шиллера «Желание» в переводе В. А. Жуковского.
— Через
веру мы знаем, что мы
имеем тело и что вне нас имеется другое тело и другое мыслящее существо.
Здесь мы
имели в виду лишь отличить и противопоставить учение о чувстве как основе религии учению о
вере, причем главное отличие первого мы видим в субъективности, бесформенности, аморфности религиозного чувства, его алогичности, переходящей в антилогичность, в его адогматизме и религиозной слепоте.
В наш век трудно уверить людей, что
вера есть чуждый своеволия, субъективизма и каприза путь искания религиозной истины, причем добытое на этом пути
имеет за собой всю принудительность объективной истины, требующей самоотверженного себе служения.
Поэтому совершенно нет нужды каждому в своем личном опыте
веры иметь все содержание данного религиозного учения, подобно тому как нет необходимости для того, чтобы постигнуть природу науки, пройти весь научный путь человечества в своем личном опыте, достаточно познать ее на любом частном случае.
Это уже фактически неверно, ибо она
имеет только это же самое, а не иное содержание, лишь дает его в форме мышления; она становится, таким образом, выше формы
веры; содержание остается тем же самым» (394). «Философия является теологией, поскольку она изображает примирение Бога с самим собой (sic!) и с природой» (395).
Можно, однако, поставить вопрос: если в мифе религия
имеет откровение самой Истины, доступное оку
веры, то какое же значение
имеет еще философствование о том же?
Поэтому-то философия не исходит из догматов
веры, но приходит к ним как подразумеваемым и необходимым основам философствования [Ср. определение взаимоотношения между
верой и «наукой» (под которой он разумеет, в первую очередь, философию) у Шеллинга: «
Вера не должна быть представляема как необоснованное знание; наоборот, следует сказать, что она есть самая обоснованная, ибо она одна
имеет то, в чем побеждено всякое сомнение, нечто столь абсолютно позитивное, что отрезывается всякий дальнейший переход к другому.
Особой оригинальности или философской ясности суждения автора «Изложения православной
веры» не
имеют, сравнительно с учениями св. Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника, однако высокий вероучительный авторитет этого произведения заставляет с особенным вниманием относиться к его идеям, в частности и по вопросу об «апофатическом» богословии. Приведенные суждения даже текстуально близки к соответственным местам из сочинений Ареопагита, святых Максима, Василия Великого и др.
Иудео-христианская
вера свой богооткровенный миф о происхождении мира
имеет в повествовании книги Бытия рода человеческого.
— Рассудите сами, Григорий Васильевич, — ровно и степенно, сознавая победу, но как бы и великодушничая с разбитым противником, продолжал Смердяков, — рассудите сами, Григорий Васильевич: ведь сказано же в Писании, что коли
имеете веру хотя бы на самое малое даже зерно и притом скажете сей горе, чтобы съехала в море, то и съедет, нимало не медля, по первому же вашему приказанию.
Сверх того, Америка, как сказал Гарибальди, — «страна забвения родины»; пусть же в нее едут те, которые не
имеют веры в свое отечество, они должны ехать с своих кладбищ; совсем напротив, по мере того как я утрачивал все надежды на романо-германскую Европу, вера в Россию снова возрождалась — но думать о возвращении при Николае было бы безумием.
— Что ж, разве я лгунья какая? разве я у кого-нибудь корову украла? разве я сглазила кого, что ко мне не
имеют веры? — кричала баба в козацкой свитке, с фиолетовым носом, размахивая руками. — Вот чтобы мне воды не захотелось пить, если старая Переперчиха не видела собственными глазами, как повесился кузнец!
Неточные совпадения
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей
вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе не думая о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении
иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
— Молитесь Богу и просите Его. Даже святые отцы
имели сомнения и просили Бога об утверждении своей
веры. Дьявол
имеет большую силу, и мы не должны поддаваться ему. Молитесь Богу, просите Его. Молитесь Богу, — повторил он поспешно.
— Да уж в работниках не будете
иметь недостатку. У нас целые деревни пойдут в работы: бесхлебье такое, что и не запомним. Уж вот беда-то, что не хотите нас совсем взять, а отслужили бы
верою вам, ей-богу, отслужили. У вас всякому уму научишься, Константин Федорович. Так прикажите принять в последний раз.
— Не
имеем права. Если б не клялись еще нашею
верою, то, может быть, и можно было бы; а теперь нет, не можно.
— Замечательнейшее, должно быть, сочинение было, — огорченно сказал Козлов, — но вот — все, что
имею от него. Найдено мною в книге «Камень
веры», у одного любителя древностей взятой на прочтение.