Боров ткнул его рылом в бок — Семенов покачнулся на ящике и сладостно захохотал, встряхивая
рыхлое тело и сморщив лицо так, что его разные глаза утонули в толстых складках кожи.
Среди большой, с низким потолком, комнаты стояло массивное кресло, а в него было втиснуто большое
рыхлое тело с красным дряблым лицом, поросшим седым мхом. Верхняя часть этой массы тяжело ворочалась, издавая удушливый храп. За креслом возвышались плечи какой-то высокой и дородной женщины, смотревшей в лицо Ипполита Сергеевича тусклыми глазами.
Из открытого рта со свистом и хрипом изливался тяжёлый, острый запах, и всё это отравленное болезнью,
рыхлое тело, казалось, готово развалиться по постели, как перекисшее тесто.
Он негромко, но победно засмеялся, встряхивая свое большое,
рыхлое тело, и продолжал снисходительно, вязким голосом, все более пьянея:
Неточные совпадения
Он нехорошо возбуждался. У него тряслись плечи, он совал голову вперед, желтоватое
рыхлое лицо его снова окаменело, глаза ослепленно мигали, губы, вспухнув, шевелились, красные, неприятно влажные. Тонкий голос взвизгивал, прерывался, в словах кипело бешенство. Самгин, чувствуя себя отвратительно, даже опустил голову, чтоб не видеть пред собою противную дрожь этого жидкого
тела.
— Нет, как раз — не знаю, — мягко и даже как бы уныло сказал Бердников, держась за ручки кресла и покачивая
рыхлое, бесформенное
тело свое. — А решимости никакой особой не требуется. Я предлагаю вам выгодное дело, как предложил бы и всякому другому адвокату…
В доме, заслышав звон ключей возвращавшейся со двора барыни, Машутка проворно сдергивала с себя грязный фартук, утирала чем попало, иногда барским платком, а иногда тряпкой, руки. Поплевав на них, она крепко приглаживала сухие, непокорные косички, потом постилала тончайшую чистую скатерть на круглый стол, и Василиса, молчаливая, серьезная женщина, ровесница барыни, не то что полная, а
рыхлая и выцветшая
телом женщина, от вечного сиденья в комнате, несла кипящий серебряный кофейный сервиз.
И как же удивлен, потрясен и обрадован был юнкер Александров, когда в конце октября он получил от самой Анны Романовны письмецо такого крошечного размера, который заставил невольно вспомнить о ее
рыхлом тучном
теле.
Всегда в часы, когда ему угрожало что-нибудь, он ощущал напряжённое стремление как можно скорей перешагнуть чрез опасность, оставить её сзади себя и не оглядываться назад. Стоять пред чем-то угрожающим — это то же, что стоять ночью во тьме на
рыхлом, весеннем льду, над глубокой рекою; этот ужас он испытал, будучи подростком, и всем
телом помнил его.