Неточные совпадения
Но и тогда (то есть
за каких-нибудь три
года до смерти) его беседа была чрезвычайно приятная, с большой живостью и тонкостью наблюдательности. Говорил он складным, литературным языком и приятным тоном старика, сознающего, кто он, но без замашек знаменитости, постоянно думающей о своем гениальном даровании и значении в истории русской сцены.
Его ближайший сверстник и соперник по месту, занимаемому в труппе и в симпатиях публики, В.В.Самойлов, как раз ко времени
смерти Мартынова и к 60-м
годам окончательно перешел на серьезный репертуар и стал"посягать"даже на создание таких лиц, как Шейлок и король Лир. А еще
за четыре
года до того я, проезжая Петербургом (из Дерпта), видел его в водевиле"Анютины глазки и барская спесь", где он играл роль русского"пейзана"в тогдашнем вкусе и пел куплеты.
Наше знакомство завязалось гораздо позднее, уже
за границей, в половине 70-х
годов, и продолжалось
до его
смерти — о чем я еще буду иметь повод и место поговорить.
Мы видались с Балакиревым в мое дерптское время каждый
год. Проезжая Петербургом туда и обратно, я всегда бывал у него, кажется, раз даже останавливался в его квартире. Жил он холостяком (им и остался
до большой старости и
смерти), скромно, аккуратно, без всякого артистического кутежа, все с теми же своими маленькими привычками. Он уже имел много уроков, и этого заработка ему хватало. Виртуозным тщеславием он не страдал и не бился из-за великосветских успехов.
И все-таки
за границей Тургенев и при семье Виардо, и с приятельскими связями с немецкими писателями и художниками — жил одиноко. И около него не было и одной десятой той русской атмосферы, какая образовалась около него же в Париже к половине 70-х
годов. Это достаточно теперь известно по переписке и воспоминаниям того периода, вплоть-до его
смерти в августе 1883
года.
Как я замечал и выше, вы (хотя я, например, был уже в конце 60-х
годов мужчиной тридцати
лет) всегда чувствовали между собою и Тургеневым какую-то перегородку, и не потому, чтобы он вас так поражал глубиной своего ума и знаний, а потому, что он не жил так запросами своей эпохи, как Герцен, даже и
за два месяца
до своей
смерти.
Неточные совпадения
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, //
За дело принялась. // Три
года, так считаю я, // Неделя
за неделею, // Одним порядком шли, // Что
год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, //
До смерти не избыть!
«Где это, — подумал Раскольников, идя далее, — где это я читал, как один приговоренный к
смерти,
за час
до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, — а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу
лет, вечность, — то лучше так жить, чем сейчас умирать!
Летом, на другой
год после
смерти Бориса, когда Лидии минуло двенадцать
лет, Игорь Туробоев отказался учиться в военной школе и должен был ехать в какую-то другую, в Петербург. И вот,
за несколько дней
до его отъезда, во время завтрака, Лидия решительно заявила отцу, что она любит Игоря, не может без него жить и не хочет, чтоб он учился в другом городе.
Софья Андреева (эта восемнадцатилетняя дворовая, то есть мать моя) была круглою сиротою уже несколько
лет; покойный же отец ее, чрезвычайно уважавший Макара Долгорукого и ему чем-то обязанный, тоже дворовый, шесть
лет перед тем, помирая, на одре
смерти, говорят даже,
за четверть часа
до последнего издыхания, так что
за нужду можно бы было принять и
за бред, если бы он и без того не был неправоспособен, как крепостной, подозвав Макара Долгорукого, при всей дворне и при присутствовавшем священнике, завещал ему вслух и настоятельно, указывая на дочь: «Взрасти и возьми
за себя».
Года четыре,
до самой
смерти отца, водил Николай Абрамыч жену
за полком; и как ни злонравна была сама по себе Анфиса Порфирьевна, но тут она впервые узнала,
до чего может доходить настоящая человеческая свирепость. Муж ее оказался не истязателем, а палачом в полном смысле этого слова. С утра пьяный и разъяренный, он способен был убить, засечь, зарыть ее живою в могилу.