Неточные совпадения
Из остальных профессоров по кафедрам политико-юридических наук пожалеть,
в известной степени, можно было разве о И.К.Бабсте, которого вскоре после того перевели
в Москву. Он знал меня лично, но после того, как еще на втором курсе задал мне перевод нескольких
глав из политической экономии Ж. Батиста Сэя, не вызывал меня к себе, не давал
книг и не спрашивал меня, что я читаю по его предмету. На экзамене поставил мне пять и всегда ласково здоровался со мною. Позднее я бывал у него и
в Москве.
Как я сказал выше, редактор"Библиотеки"взял роман по нескольким
главам, и он начал печататься с января 1862 года. Первые две части тянулись весь этот год. Я писал его по кускам
в несколько
глав, всю зиму и весну, до отъезда
в Нижний и
в деревню; продолжал работу и у себя на хуторе, продолжал ее опять и
в Петербурге и довел до конца вторую часть. Но
в январе 1863 года у меня еще не было почти ничего готово из третьей
книги — как я называл тогда части моего романа.
Четыре остальные
книги писались
в 1863 и 1864 годах — уже среди редакционных и издательских хлопот и мытарств, о чем я расскажу
в следующей
главе.
Мне никак не хотелось бы,
в этих чисто личных итогах русского писателя повторять и многое такое — из той
книги, что было бы, однако, уместно привести и
в этой
главе. Но будут и здесь неизбежные дополнения.
Как я сказал
в самом начале этой
главы, я не буду пересказывать здесь подробно все то, что вошло
в мою
книгу"Столицы мира".
Я уже сказал
в начале этой
главы, что здесь,
в этих личных воспоминаниях, я не хочу повторяться и лишь кратко коснусь многого, что вошло
в мою
книгу"Столицы мира".
Неточные совпадения
Но та, сестры не замечая, //
В постеле с
книгою лежит, // За листом лист перебирая, // И ничего не говорит. // Хоть не являла
книга эта // Ни сладких вымыслов поэта, // Ни мудрых истин, ни картин, // Но ни Виргилий, ни Расин, // Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека, // Ни даже Дамских Мод Журнал // Так никого не занимал: // То был, друзья, Мартын Задека, //
Глава халдейских мудрецов, // Гадатель, толкователь снов.
И Райский развлекался от мысли о Вере, с утра его манили
в разные стороны летучие мысли, свежесть утра, встречи
в домашнем гнезде, новые лица, поле, газета, новая
книга или
глава из собственного романа. Вечером только начинает все прожитое днем сжиматься
в один узел, и у кого сознательно, и у кого бессознательно, подводится итог «злобе дня».
Наконец — всему бывает конец.
В книге оставалось несколько
глав; настал последний вечер. И Райский не ушел к себе, когда убрали чай и уселись около стола оканчивать чтение.
— Болтать-то вам легко, — усмехнулся он еще, но уже почти ненавистно. Взял я
книгу опять, развернул
в другом месте и показал ему «К евреям»,
глава Х, стих 31. Прочел он: «Страшно впасть
в руки Бога живаго».
Так оканчивалась эта
глава в 1854 году; с тех пор многое переменилось. Я стал гораздо ближе к тому времени, ближе увеличивающейся далью от здешних людей, приездом Огарева и двумя
книгами: анненковской биографией Станкевича и первыми частями сочинений Белинского. Из вдруг раскрывшегося окна
в больничной палате дунуло свежим воздухом полей, молодым воздухом весны…