Неточные совпадения
И такой талант, как Шатобриан
в своих «Memoires d'outre tombe» грешил, и как! той же постоянной возней с своим «я», придавая особенное значение множеству эпизодов своей жизни,
в которых нет для читателей объективного
интереса, после того как они уже достаточно ознакомились с личностью, складом ума, всей психикой автора этих «Замогильных записок».
Читал я эту эпопею вслух
в классе, по мере того как писал. Все слушали с
интересом,
в том числе и учитель.
Выходит, стало быть, что две главных словесных склонности: художественное письмо и выразительное чтение — предмет
интереса всей моей писательской жизни, уже были намечены до наступления юношеского возраста, то есть до поступления
в университет.
Такой режим совсем не говорил о временах запрета, лежавшего на умственной жизни. Напротив! Да и разговоры, к которым я прислушивался у больших, вовсе не запугивали и не отталкивали своим тоном и содержанием. Много я из них узнал положительно интересного. И у всех, кто был поумнее, и
в мужчинах и
в женщинах, я видел большой
интерес к чтению. Формальный запрет, лежавший, например, на журналах «Отечественные записки» и «Современник» у нас
в гимназии, не мешал нам читать на стороне и тот и другой журналы.
И девичья, и прихожая, и, главное, столярная и другие службы и
в городе и
в деревне были для меня предметом живого
интереса.
Это несомненно! Мы подросли
в уважении к идее университетской науки, приобрели склонность к чтению, уходили внутренним чувством и воображением
в разные сферы и чужой и своей жизни, исторической и современной.
В нас поощряли
интерес к искусству, хотя бы и
в форме дилетантских склонностей, к рисованию, к музыке. Мы рано полюбили и театр.
Беря
в общем, тогдашний губернский город был далеко не лишен культурных элементов. Кроме театра, был
интерес и к музыке, и местный барин Улыбышев, автор известной французской книги о Моцарте, много сделал для поднятия уровня музыкальности, и
в его доме нашел оценку и всякого рода поддержку и талант моего товарища по гимназии, Балакирева.
И тем разительнее выходил контраст между Подколесиным и Большовым. Такая бытовая фигура, уже без всякой комической примеси, появилась решительно
в первый раз, и создание ее было делом совершенно нового понимания русского быта, новой полосы
интереса к тому, что раньше не считалось достойным художественной наблюдательности.
Два с лишком года моего казанского студенчества для будущего писателя не прошли даром; но больше
в виде школы жизни, чем
в прямом смысле широкого развития, особенно такого,
в котором преобладали бы литературно-художественные
интересы.
Созывали нас на первом курсе слушать сочинения, которые писались на разные темы под руководством адъюнкта словесности, добродушнейшего слависта Ровинского. Эти обязательные упражнения как-то не привились. Во мне, считавшемся
в гимназии „сочинителем“, эти литературные сборища не вызвали особенного
интереса. У меня не явилось ни малейшей охоты что-нибудь написать самому или обратиться за советом к Ровинскому.
Но я лично, выезжая
в первую зиму, не находил ни
в каких домах никакого особенного
интереса к театру, к декламации, к чтению вслух, вообще к литературе.
Шпионства что-то не водилось; стало быть,
в известных пределах можно было сплачиваться, обсуждать свои
интересы и готовиться к протестам.
На этом балу я справлял как бы поминки по моей прошлогодней „светской“ жизни. С перехода во второй курс я быстро охладел к выездам и городским знакомствам, и практические занятия химией направили мой
интерес в более серьезную сторону. Программа второго курса стала гораздо интереснее. Лекции, лаборатория брали больше времени. И тогда же я задумал переводить немецкий учебник химии Лемана.
Не думаю, чтобы
в среде большинства моих ближайших товарищей"камералов"по третьему курсу научный
интерес мог привлекательно действовать.
Когда программа отдела химии была преобразована (что случилось ко времени моего половинного экзамена) и
в нее введены были астрономия и высшая математика и расширена физико-математическая часть химии, я почувствовал впервые, что меня эта более строгая специальность несколько пугает. Работы
в лаборатории за целые четыре семестра показали довольно убедительно, что во мне нет той выдержки, какая отличает исследователей природы; слаб и особый
интерес к деталям химической кухни.
Но
в последние три года, к 1858 году, меня, дерптского студента, стало все сильнее забирать стремление не к научной, а к литературной работе. Пробуждение нашего общества, новые журналы, приподнятый
интерес к художественному изображению русской жизни, наплыв освобождающих идей во всех смыслах пробудили нечто более трепетное и теплое, чем чистая или прикладная наука.
И
в этой главе я буду останавливаться на тех сторонах жизни, которые могли доставлять будущему писателю всего больше жизненных черт того времени, поддерживать его наблюдательность, воспитывали
в нем
интерес к воспроизведению жизни, давали толчок к более широкому умственному развитию не по одним только специальным познаниям, а
в смысле той universitas, какую я
в семь лет моих студенческих исканий,
в сущности, и прошел, побывав на трех факультетах; а четвертый, словесный, также не остался мне чуждым, и он-то и пересилил все остальное, так как я становился все более и более словесником, хотя и не прошел строго классической выучки.
В борьбе двух направлений, какая началась во мне
в последние годы дерптской выучки, будущий писатель и пробудился и наметил свой путь
в воздухе русских
интересов, знакомств и интимных испытаний.
Тогда же зародилось во мне желание изучать английский язык — Эсхил, Софокл, Эврипид, Шекспир, Данте, Ариосто, Боккачио, Сервантес, испанские драматурги, немецкие классики и романтики — специально «Фауст» — и вплоть до лириков и драматургов 30-х и 40-х годов, с особым
интересом к Гейне, — вот что вносил с собою Уваров
в наши продолжительные беседы у него
в кабинете.
Дом Уварова и был за этот период тем местом, где на русской почве (несмотря на международный гуманизм Сергея Федоровича) мои писательские стремления усилились и проявляли себя и
в усиленном
интересе к всемирной литературе и все возраставшей любовью к театру,
в виде сценических опытов.
Мы проводили дни
в откровенных беседах, я очень много читал, немного присматривался к хозяйству, лечил крестьян, ездил к соседям, с возрастающим
интересом приглядывался и прислушивался ко всему, что давали тогдашняя деревня, помещики и крестьяне.
Ежегодные мои поездки"
в Россию"
в целом и
в деталях доставляли обширный материал будущему беллетристу. И жизнь нашего дерптского товарищеского кружка
в последние два года питалась уже почти исключительно чисто русскими
интересами. Журналы продолжали свое развивающее дело. Они поддерживали во мне сильнее, чем
в остальных, уже не одну книжную отвлеченную любознательность, а все возраставшее желание самому испробовать свои силы.
Но мне делалось как-то жутко и как бы совестно перед самим собою — как же это я, после семилетнего пребывания
в двух университетах (Казани и Дерпте), после того как сравнительно с своими сверстниками отличался
интересом к серьезным занятиям (для чего и перешел
в Дерпт), после того как изучал специально химию, переводил научные сочинения и даже составлял сам учебник, а на медицинский факультет перешел из чистой любознательности, и вдруг останусь «не кончившим курса», без всякого звания и всяких «прав»?
И все, что он раньше печатал
в «Современнике» и «Библиотеке», вызывало не
в одном мне из молодых читателей живейший
интерес.
Никто меня так и не свел
в редакцию"Современника". Я не имел ничего против направления этого журнала
в общем и статьями Добролюбова зачитывался еще
в Дерпте. Читал с
интересом и «Очерки гоголевского периода» там же, кажется, еще не зная, что автор их Чернышевский, уже первая сила «Современника» к половине 50-х годов.
Она жила с своей старшей сестрой, танцовщицей Марьей Александровной, у Владимирской церкви,
в доме барона Фредерикса. Я нашел ее такой обаятельной, как и на сцене, и мое авторское чувство не мог не ласкать тот искренний
интерес, с каким она отнеслась к моей пьесе. Ей сильно хотелось сыграть роль Верочки еще
в тот же сезон, но с цензурой разговоры были долгие.
Для меня как для будущего бытописателя не лишенными
интереса оказались и их воспоминания, рассказы, анекдоты кадет о лагерной службе и все их ближайшие приятели, служившие
в разных частях гвардии.
Этой постройкой из леса, который ни формально, ни фактически мужикам не принадлежал, начались первые же разбирательства,
в которые я был — против моего желания — втянут, как защитник
интересов моих сонаследниц.
Но я все-таки не мог уйти совершенно от
интересов и забот драматического писателя, у которого уже больше года его первая пьеса"Однодворец"томилась
в Третьем отделении вместе с драмой"Ребенок".
Тема, как видите, весьма далекая от всех моих тогдашних первенствующих
интересов как писателя. Но материал достался мне стоящий, да вдобавок еще отвечавший общему настроению —
в сторону мира, деревни, крестьянства.
Но я не метил
в революционеры и не уходил еще
в вопросы социальные, не увлекался теориями западных искателей общественного Эльдорадо: Фурье, Кабе, Пьера Леру, Анфантена; не останавливался еще с более серьезным
интересом на критике Прудона.
Но я бывал везде, где только столичная жизнь хоть сколько-нибудь вызывала
интерес: на лекциях
в Думе, на литературных вечерах — тогда еще довольно редких, во всех театрах,
в домах, где знакомился с тем, что называется"обществом"
в условном светском смысле.
В память моих успехов
в Дерпте, когда я был"первым сюжетом"и режиссером наших студенческих спектаклей (играл Расплюева, Бородкина, городничего, Фамусова), я мог бы претендовать и
в Пассаже на более крупные роли. Но я уже не имел достаточно времени и молодого задора, чтобы уходить с головой
в театральное любительство.
В этом воздухе
интереса к сцене мне все-таки дышалось легко и приятно. Это только удваивало мою связь с театром.
Но вся его жизнь прошла
в служении идее реального театра, и, кроме сценической литературы, которую он так слил с собственной судьбой, у него ничего не было такого же дорогого. От
интересов общественного характера он стоял
в стороне, если они не касались театра или корпорации сценических писателей. Остальное брала большая семья, а также и заботы о покачнувшемся здоровье.
Если привилегия императорских театров не дозволяла
в столицах никакой частной антрепризы, то это же сосредоточивало художественный
интерес на одной сцене; а система бенефисов хотя и не позволяла ставить пьесы так, как бы желали друзья театра и драматурги, но этим самым драматургам бенефисная система давала гораздо более легкий ход на сцену, что испытал и я — на первых же моих дебютах.
Тогда и западное сценическое искусство явилось к нам
в лице нескольких знаменитостей, чтобы поднять
интерес нашей публики к классическому репертуару, и Шекспиру отведено было первое место, хотя называть его театр классическим (как это до сих пор у нас водится) вряд ли правильно.
Как преподаватель Балакирев привык с особым
интересом обращаться ко всякому дарованию. И уже с первых его годов жизни
в Петербурге под его крыло стали собираться его молодые сверстники, еще никому почти неизвестные
в других, более замкнутых кружках любителей музыки.
"Народника",
в тогдашнем смысле, во мне не сидело; а служба посредником или кем-нибудь по выборам также меня не прельщала. Моих соседей я нашел все такими же. Их жизнь я не прочь был наблюдать, но слиться с ними
в общих
интересах, вкусах и настроениях не мог.
Но тот же П.И.Вейнберг сообщал мне по смерти Лескова, что, когда они с ним живали на море (кажется,
в Меррекюле) и гуляли вдвоем по берегу, Лесков всегда с
интересом справлялся обо мне и относился ко мне как к романисту с явным сочувствием, любил разбирать мои вещи детально и всегда с большими похвалами.
В нем я увидал сразу очень образованного европейца, бывалого, с большим
интересом к общественным политическим вопросам.
В"Библиотеке"он писал письма на художественные темы; не только о театре, но и по вопросам искусства.
В работе он был ленивенек, и его надо было подталкивать; но
в нем дорог был его искренний
интерес к миру изящного слова, какого я не видал
в такой степени
в его сверстниках.
В"Библиотеку"он явился после своей первой поездки за границу и много рассказывал про Париж, порядки Второй империи и тогдашний полицейский режим. Дальше заметок и небольших статей он у нас не пошел и, по тогдашнему настроению,
в очень либеральном тоне. Мне он тогда казался более стоящим
интереса, и по истории русской словесности у него были уже порядочные познания. Он был уже автором этюда о Веневитинове.
Корреспонденции Берга были целые статьи,
в нашем журнализме 60-х годов единственные
в своем роде. Содержание такого сотрудника было не совсем по нашим средствам. Мы помещали его, пока было возможно. Да к тому же подавление восстания пошло быстро, и тогда политический
интерес почти что утратился.
Но и это я обозрю здесь только
в общем
интересе, чтобы припомнить, какая жизнь за эти два сезона доставляла материал и частному лицу, члену общества, и профессиональному писателю.
Вне его моя столичная жизнь сводилась к некоторым выездам
в светские круги, к зрелищам, к тем знакомствам
в литературном мире, которые интересовали меня и помимо редакторско-издательских
интересов и забот.
Здесь же первенствующий
интерес получат общие итоги и оценки моих пережитков, а выдающиеся иностранцы будут появляться лишь попутно,
в прямой связи с теми новыми сферами жизни, идей и всяких духовных приобретений, через которые я проходил за целых пять лет житья на западе.
А тогда
в College de France было несколько лекторов, придававших своим курсам большой
интерес,
в особенности публицист-писатель Лабуле, теперь забытый, а тогда очень популярный, имя которого гремело и за границей. Мы
в"Библиотеке"давно уже перевели его политико-социальную сатиру"Париж
в Америке". Он разбирал тогда"Дух законов"Монтескье, и его аудитория (самая большая во всем здании) всегда была полна.
Многим сторонам жизни Парижа и я не мог еще тогда отдаться с одинаковым
интересом. Меня тогда еще слишком сильно привлекал театр. А
в следующем году я производил экскурсии
в разные сценические сферы, начиная с преподавания театрального искусства
в консерватории и у частных профессоров.
Но
интерес к театру,
в самом обширном значении и содержании, не пропадал.
До открытия Всемирной выставки на Марсовом поле,
в апреле, я имел достаточно досуга, чтобы отдаться моему специальному
интересу к театру.