Неточные совпадения
Нельзя быть кантианцем и исповедовать
веру в реальность Воскресения
Христа или ждать реального конца истории.
Согласно нашему пониманию природы
веры, не
вера должна рождаться от чуда, в чем было одно из искушений, отвергнутых
Христом, а чудо дается для
веры.
Что
Христос умер на кресте смертью раба, что Правда была распята, — это факт, который все знают, который принуждает и насилует, его признание не требует ни
веры, ни любви; этот страшный факт дан всему миру, познан миром.
Вера в воскресение есть акт свободы, свободного избрания, свободной любви к
Христу и, вместе с тем, акт отречения от своей ограниченности и ограниченности мира.
Вера в этот чудесный факт, любовь к этой таинственной личности, приобщение к
Христу — спасительны.
И самое сильное препятствие, быть может, в том, что не видят чуда от
веры в
Христа, что поверивший в
Христа все еще остается слабым человеком.
Наша
вера и наша надежда, что чудо это совершится, основаны на чуде, которое уже совершилось, на чуде воскресения
Христа.
Христианину безмерно дорога свобода, потому что свобода есть пафос его
веры, потому что
Христос есть свобода.
И если свойства эти не противны свободе и не должны вести к принуждению и насилию, то потому только, что свобода входит в содержание христианской
веры, что религия
Христа исключительна в своем утверждении свободы и нетерпима в своем отрицании рабства, насилия и принуждения.
Не превращается ли свободная
вера в принудительное знание, когда истина
Христова становится авторитетом, материально воспринимаемым и не требующим подвига избрания?
Христос — предмет
веры и любви христианской не принуждает, не является в образе материально насилующим...
Ведь сущность
веры христианской в том и заключается, что отвергается возможность свободы вне
Христа: только
Христос делает нас свободными, вне
Христа рабство и принуждение.
Только вселенское церковное сознание постигает тайны
веры Христовой мистически, а не рационалистически, согласно на безумие, чтобы стяжать себе мудрость божественную.
— Ребята! — сказал он, — видите, как проклятая татарва ругается над
Христовою верой? Видите, как басурманское племя хочет святую Русь извести? Что ж, ребята, разве уж и мы стали басурманами? Разве дадим мы святые иконы на поругание? Разве попустим, чтобы нехристи жгли русские села да резали наших братьев?
— Я?.. то есть ты спрашиваешь, лично был ли я с ним знаком? Нет; меня бог миловал, — а наши кое-кто наслаждались его беседой. Ничего; хвалят и превозносят. Он одну нашу барыню даже в
Христову веру привел и Некрасова музу вдохновил. Давай-ка я его поскорее повешу! Ну, вот теперь и всё как следует на месте.
И вот иерей Софроний пишет, как Мамай попущением божиим, от научения диавола, идет казнити улус свой, Русскую землю; как великий князь Димитрий прежде всего обращается за советом к митрополиту Киприану; как тот советует «утолить Мамая четверицею (т. е. дать ему вчетверо больше того, что прежде давалось), дабы не разрушил
христовой веры»; как Димитрий получает благословение двух воинов-монахов от св.
Неточные совпадения
Мадам Шталь говорила с Кити как с милым ребенком, на которого любуешься, как на воспоминание своей молодости, и только один раз упомянула о том, что во всех людских горестях утешение дает лишь любовь и
вера и что для сострадания к нам
Христа нет ничтожных горестей, и тотчас же перевела разговор на другое.
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей
вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе не думая о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его душе живет
Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
— Мы спасены
Христом, пострадавшим за нас. Мы спасены
верой, — ободряя взглядом ее слова, подтвердил Алексей Александрович.
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за
веру Христову, а не то — пусть лучше пропадут, чтобы и духу их не было на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
— Хорошо говорить многие умеют, а надо говорить правильно, — отозвался Дьякон и, надув щеки, фыркнул так, что у него ощетинились усы. — Они там вовлекли меня в разногласия свои и смутили. А — «яко алчба богатства растлевает плоть, тако же богачество словесми душу растлевает». Я ведь в социалисты пошел по
вере моей во
Христа без чудес, с единым токмо чудом его любви к человекам.