Но вскоре раздается громкий голос, говорящий, подобно Юлию Цезарю: «Чего боишься? ты меня везешь!» Этот Цезарь — бесконечный дух, живущий в груди человека; в ту минуту, как отчаяние готово вступить в права свои, он встрепенулся; дух найдется в этом мире: это его родина, та, к которой он стремился и звуками, и статуями, и песнопениями, по которой страдал, это Jenseits [
потусторонний мир (нем.).], к которому он рвался из тесной груди; еще шаг — и мир начинает возвращаться, но он не чужой уже: наука дает на него инвеституру.
Но не эту ли именно пламенную жизнь с ее касанием к мирам иным имеет в виду Заратустра, когда говорит: «Все
потусторонние миры создало страдание и бессилие, и то короткое безумие счастья, которое испытывает только самый страдающий».
Я выступил в нашем издательстве с программой, которую в двух словах можно было охарактеризовать так: утверждение жизни. Этим приблизительно все уже сказано: в сборниках наших не должно найти место даже самое талантливое произведение, если оно идет против жизни, против необходимости борьбы за лучшую жизнь, за перенесение центра тяжести в
потусторонний мир, за отрицание красоты и значительности жизни.
В ней до конца жизни осталась неопределенная двойственность: он монах в обращении к
потустороннему миру, к небу, и эстет в обращении к посюстороннему миру, к земле.
Неточные совпадения
Судебное разделение
мира и человечества посюстороннее, а не
потустороннее.
И вместе с тем конец
мира и истории не может быть лишь
потусторонним, совершенно по ту сторону истории, он разом и по ту сторону и по эту сторону, он есть противоречие для нашей мысли, которое снимается, но не самой мыслью.
Человек делает в ней усилие выйти за себя, подняться выше себя: в молитве Трансцендентное становится предметом человеческого устремления как таковое, именно как Бог, а не
мир, не человек, как нечто абсолютно
потустороннее.
Находится он не в
потустороннем каком-нибудь
мире, а здесь же. на нашей земле, только у крайних ее пределов, близ океана.
Совершенно ошибочно было бы отнести апофатическую социологию к
потустороннему, небесному, трансцендентному
миру, к «загробной» жизни и успокоиться на том, что в посюстороннем, земном, имманентном
мире, в жизни до смерти все должно остаться по-старому.