Неточные совпадения
Мы мыслим по законам
логики потому, что живем в данных формах
бытия.
Логика есть приспособление мышления к
бытию.
Законы
логики — болезнь
бытия, вызывающая в мышлении неспособность вместить полноту.
Я не хочу, цельным духом своим не хочу находиться во власти номинализма языка и формализма
логики, для которых «
бытие» форма суждения, во всяком изреченном «есть» дана лишь часть суждения.
Законы
логики — свойства самого
бытия, они даны в самой действительности, а не привносятся субъектом.
Пространство, время, все категории познания, все законы
логики суть свойства самого
бытия, а не субъекта, не мышления, как думает большая часть гносеологических направлений.
Пространственность, временность, материальность, железная закономерность и ограниченность законами
логики всего мира, являющегося нам в «опыте», вовсе не есть результат насилия, которое субъект производит над
бытием, навязывая ему «свои» категории, это — состояние, в котором находится само
бытие.
Бытие заболело: все стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся; все стало пространственным, т. е. ограниченным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким; стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным необходимости; все стало ограниченным и относительным, подчиненным законам
логики.
Ни философия позитивная, ни философия критическая не в силах понять происхождения и значения времени и пространства, законов
логики и всех категорий, так как исходит не из первичного
бытия, с которым даны непосредственные пути сообщения, а из вторичного, больного уже сознания, не выходит из субъективности вширь, на свежий воздух.
Идея же греха и вытекающей из него болезненности
бытия дана нам до всех категорий, до всякого рационализирования, до самого противоположения субъекта объекту; она переживается вне времени и пространства, вне законов
логики, вне этого мира, данного рациональному сознанию.
Время, пространство, материя, законы
логики — все это не состояния субъекта, а состояния самого
бытия, но болезненные.
Неточные совпадения
Апории, возникающие при определении соотношения между единым абсолютным универсом и относительным
бытием, вскрылись бы с еще большей ясностью, если бы Бруно перешел к выяснению природы человеческой личности и индивидуального духа, который во имя последовательности тоже пришлось бы признать акциденцией, модусом или феноменом единой субстанции (к каковому аперсонализму и приводит обыкновенно
логика пантеизма).
Гегель забывает, что
бытие логики обозначает только чистое понятие
бытия, а не самое это
бытие, что утверждение: «Бог есть всеобщее, может обосновать лишь логическое, а не реальное понятие Бога» (Anm. 39. S. 419).].
Отсюда заключает Гегель, что и «самое скудное определение непосредственного знания религии… не стоит вне области мышления… принадлежит мысли» (70) [В прим. 39 (стр. 419) А. Древе справедливо замечает: «Гегель забывает здесь, что
бытие логики обозначает только чистое понятие
бытия, а не самое это
бытие, что утверждение:
(Очевидно, насколько сила этого аргумента связана с прочностью
Логики Гегеля: центральный вопрос о природе и содержании веры решается справкой с параграфом о «
бытии»!)
Но так как
бытие, по определению «
Логики», есть «всеобщность в пустом и абстрактнейшем смысле, чистое отношение к себе без всякой реакции внутри и снаружи» (70) [Ср. там же.