Неточные совпадения
Поэтому дело спасения не было делом насилия над человеком: человеку предоставлена свобода выбора, от него
ждут подвига веры, подвига вольного отречения от разума этого
мира и от смертоносных сил этого
мира во имя разума большого и сил благодатных и спасающих.
Согласно современному сознанию человек не имеет глубоких корней в бытии; он не божественного происхождения, он — дитя праха; но именно потому должен сделаться богом, его
ждет земное могущество, царство в
мире.
Плоть этого
мира и плоть каждого из нас должна быть спасена для вечности, а для этого нужно не уходить из этого
мира в другой, не
ждать переселения души и естественного ее бессмертия, а соединять этот
мир с Богом, участвовать в его вселенском спасении путем истории, спасать плоть от смерти.
Христос был распят тем
миром, который
ждал своего мирского царя,
ждал князя этого
мира и не имел той любви к Отцу, которая помогла бы узнать Сына.
Великое чудо, которого
ждет человек и с ним весь
мир, — когда все наши мертвецы встанут из гробов и оживут, совершится лишь в конце истории, к нему все мы должны готовиться.
Церковь как хранительница полноты истины тем отличается от ересей и сект, что она требует преображения всего
мира, всей плоти
мира,
ждет преображения вселенского.
После смотра Линевич дал, для распределения между наиболее отличившимися солдатами, по 800 Георгиев на каждый корпус. Шутники объясняли это пожалование тем, что Линевич не
ждал мира, заказал двадцать тысяч Георгиев и теперь не знает, куда их девать.
Слухи о мире становились настойчивее. Сообщали, что японцы уж начали было наступление — и вдруг остановили его. Солдаты
ждали мира с каким-то почти болезненным напряжением и тоскою. Глаза их мрачно загорались. Они говорили:
Неточные совпадения
Быть может, он для блага
мира // Иль хоть для славы был рожден; // Его умолкнувшая лира // Гремучий, непрерывный звон // В веках поднять могла. Поэта, // Быть может, на ступенях света //
Ждала высокая ступень. // Его страдальческая тень, // Быть может, унесла с собою // Святую тайну, и для нас // Погиб животворящий глас, // И за могильною чертою // К ней не домчится гимн времен, // Благословение племен.
Он верил, что душа родная // Соединиться с ним должна, // Что, безотрадно изнывая, // Его вседневно
ждет она; // Он верил, что друзья готовы // За честь его приять оковы // И что не дрогнет их рука // Разбить сосуд клеветника; // Что есть избранные судьбами, // Людей священные друзья; // Что их бессмертная семья // Неотразимыми лучами // Когда-нибудь нас озарит // И
мир блаженством одарит.
— Все
ждут: будет революция. Не могу понять — что же это будет? Наш полковой священник говорит, что революция — от бессилия жить, а бессилие — от безбожия. Он очень строгой жизни и постригается в монахи.
Мир во власти дьявола, говорит он.
— Замок, конечно, сорван, а — кто виноват? Кроме пастуха да каких-нибудь старичков, старух, которые на печках смерти
ждут, — весь
мир виноват, от мала до велика. Всю деревню, с детями, с бабами, ведь не загоните в тюрьму, господин? Вот в этом и фокус: бунтовать — бунтовали, а виноватых — нету! Ну, теперь идемте…
Придет Анисья, будет руку ловить целовать: ей дам десять рублей; потом… потом, от радости, закричу на весь
мир, так закричу, что
мир скажет: „Обломов счастлив, Обломов женится!“ Теперь побегу к Ольге: там
ждет меня продолжительный шепот, таинственный уговор слить две жизни в одну!..»