Неточные совпадения
Я видел трансформации, приспособления и измены
людей, и это, может
быть,
было самое тяжелое в жизни.
Но одно я сознательно исключаю, я
буду мало говорить о
людях, отношение с которыми имело наибольшее значение для моей личной жизни и моего духовного пути.
Истоки
человека лишь частично могут
быть поняты и рационализированы.
Человек есть также существо многоэтажное.
Для военного времени Николая I он
был исключительно гуманным
человеком.
Отец мой
был очень добрый
человек, но необыкновенно вспыльчивый, и на этой почве у него
было много столкновений и ссор в жизни.
Будучи социал-демократом и занимаясь революционной деятельностью, я, в сущности, никогда не вышел окончательно из положения
человека, принадлежащего к привилегированному, аристократическому миру.
Думая о физическом труде и тренировке тела, я на опыте подтверждаю для себя глубокое убеждение, что
человек есть микрокосм, потенциальная величина, что в нем все заложено.
Все военное
было для меня нестерпимым, ибо делало
человека подчиненной частью коллективного целого.
Человек огромного самомнения может себя чувствовать слитым с окружающим миром,
быть очень социализированным и иметь уверенность, что в этом мире, совсем ему не чуждом, он может играть большую роль и занимать высокое положение.
Человек есть сложное и запутанное существо.
Я никогда не любил рассказов об эмоциональной жизни
людей, связанных с ролью любви; для меня всегда
было в этом что-то неприятное, мне всегда казалось, что это меня не касается, у меня не
было интереса к этому, даже когда речь шла о близких
людях.
Было бы самомнением и ложью сказать, что я стоял выше соблазнов «жизни», я, наверное,
был им подвержен, как и все
люди, но духовно не любил их.
У каждого
человека кроме позитива
есть и свой негатив.
Человек есть существо противоречивое.
У меня
была даже потребность привести себя во внешнее соответствие со средними
людьми.
Если гордость
была в более глубоком пласте, чем мое внешнее отношение к
людям, то в еще большей глубине
было что-то похожее на смирение, которое я совсем не склонен рассматривать как свою добродетель.
Состояние ободранного самолюбия мне
было мало понятно, и меня очень отталкивало это состояние в
людях.
Но ничего более мучительного для меня не
было, чем мои эмоциональные отношения с
людьми.
Расставание мне
было мучительно, как умирание, расставание не только с
людьми, но и с вещами и местами.
Есть два основоположных типа
людей — тип, находящийся в гармоническом соотношении с мировой средой и тип, находящийся в дисгармоническом соотношении.
Во мне всегда
было равнодушие ко многому, хотя я не равнодушный
человек.
Также обманывал и ожидания всех идейных направлений, которые рассчитывали, что я
буду их
человеком.
Я всегда
был ничьим
человеком,
был лишь своим собственным
человеком,
человеком своей идеи, своего призвания, своего искания истины.
Я вообще всю жизнь
был нерегулярным
человеком.
Мне всегда
было трудно интимное общение с другим
человеком, труден
был разговор вдвоем.
Мне гораздо легче
было говорить в обществе, среди множества
людей.
Для моего отношения к миру «не-я», к социальной среде, к
людям, встречающимся в жизни, характерно, что я никогда ничего не добивался в жизни, не искал успеха и процветания в каком бы то ни
было отношении.
В отношении к
людям у меня
была довольно большая личная терпимость, я не склонен
был осуждать
людей, но она соединялась с нетерпимостью.
Неверно поняли бы мою тему одиночества, если бы сделали заключение, что у меня не
было близких
людей, что я никого не любил и никому не обязан вечной благодарностью.
Но ужас гораздо острее, в ужасе
есть что-то поражающее
человека.
Пол
есть тоска, потому что на нем лежит печать падшести
человека.
Пол
есть ущербность, расколотость
человека.
Сумерки — переходное состояние между светом и тьмой, когда источник дневного света уже померк, но не наступило еще того иного света, который
есть в ночи, или искусственного человеческого света, охраняющего
человека от стихии тьмы, или света звездного.
Интересен лишь
человек, в котором
есть прорыв в бесконечность.
«Несчастье
человека, — говорит Карлейль в Sartor resartus [«Трудолюбивый крестьянин» (лат.).], — происходит от его величия; от того, что в нем
есть Бесконечное, от того, что ему не удается окончательно похоронить себя в конечном».
Я постоянно питался мировой мыслью, получал умственные толчки, многим
был обязан мыслителям и писателям, которых всю жизнь чтил, обязан
людям, которым
был близок.
Неприятие любой земной тирании влечет его к Богу; при условии, однако, что этот Бог — тоже свободолюбец и вольнодумец, почти анархист: «Спасение, которое не
было бы свободным и не исходило бы от
человека свободного, ничего не сказало бы нам», — говорит Бог — Пеги в «Невинных святых» (фр.).
Поэтому борьба за свободу
есть борьба против власти родового над
человеком.
Невозможность для
человека высокого сознания признать и узнать Бога, может
быть,
есть лишь невозможность принять
человека, верующего в Бога, его искажающие идеи о Боге, отражающие его собственное рабство, его жесты благочестия.
Все
люди должны
были бы
быть бунтарями, то
есть перестать терпеть рабство.
Мне не раз приходится говорить в этой книге, что во мне
есть как бы два
человека, два лица, два элемента, которые могут производить впечатление полярно противоположных.
Нельзя принять Бога, если Бог сам не принимает на себя страданий мира и
людей, если Он не
есть Бог жертвенный.
Отрицание смертной казни всем моим существом
было так велико, что я склонен
был делить
людей на смертную казнь защищающих и смертную казнь отвергающих.
Легче всего
было на меня,
человека упрямого, подействовать, вызвав во мне чувство жалости.
Утверждать нужно не право на счастье для каждого
человека, а достоинство каждого
человека, верховную ценность каждого
человека, который не должен
быть превращен в средство.
Это
есть моральная антиномия, непреодолимая в нашем мировом эоне: нужно сострадать человеческим страданиям, жалеть все живущее и нужно принимать страдание, которое вызывается борьбой за достоинство, за качества, за свободу
человека.
Это связано с тем, что я
человек беззаконный и что моя жизнь
была беззаконной жизнью.
Скепсис
есть ослабление
человека и смерть.
Но я принадлежу к той породе
людей и, может
быть, к тому поколению русских
людей, которое видело в семье и деторождении быт, в любви же видело бытие.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один
человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого
человека, а за такого, что и на свете еще не
было, что может все сделать, все, все, все!
Хлестаков (рисуется).Помилуйте, сударыня, мне очень приятно, что вы меня приняли за такого
человека, который… Осмелюсь ли спросить вас: куда вы намерены
были идти?
Пришлись они — великое // Избранным
людям Божиим // То
было торжество, — // Пришлись к рабам-невольникам:
Пей даром сколько вздумаешь — // На славу угостим!..» // Таким речам неслыханным // Смеялись
люди трезвые, // А пьяные да умные // Чуть не плевали в бороду // Ретивым крикунам.