Неточные совпадения
Это не будет и автобиографией в обычном смысле слова, рассказывающей о
моей жизни в хронологическом порядке.
Моя память о
моей жизни и
моем пути будет сознательно активной, то есть будет творческим усилием
моей мысли,
моего познания сегодняшнего дня.
Между фактами
моей жизни и книгой о них будет лежать акт познания, который меня более всего и интересует.
Гёте написал книгу о себе под замечательным заглавием «Поэзия и правда
моей жизни».
В книге, написанной мной о себе, не будет выдумки, но будет философское познание и осмысливание меня самого и
моей жизни.
Победа над смертоносным временем всегда была основным мотивом
моей жизни.
Я иногда забывал не только события, имевшие значение, но забывал и людей, игравших роль в
моей жизни.
Думая о своей
жизни, я прихожу к тому заключению, что
моя жизнь не была
жизнью метафизика в обычном смысле слова.
Светлые периоды
моей жизни чередовались с периодами сравнительно темными и для меня мучительными, периоды подъема чередовались с периодами упадка.
Наиболее хотел бы я воскресить более светлые и творческие периоды
моей жизни.
Но одно я сознательно исключаю, я буду мало говорить о людях, отношение с которыми имело наибольшее значение для
моей личной
жизни и
моего духовного пути.
То, о чем говорит Пруст, было опытом всей
моей жизни.
Дискретность не позволяет мне говорить о многом, что играло огромную роль не только во внешней, но и но внутренней
моей жизни.
Но я твердо знаю, что я изначально чувствовал себя попавшим в чуждый мне мир, одинаково чувствовал это и в первый день
моей жизни, и в нынешний ее день.
Родители
мои имели большие аристократические связи, особенно в первую половину
жизни.
Отец
мой был очень добрый человек, но необыкновенно вспыльчивый, и на этой почве у него было много столкновений и ссор в
жизни.
Мой отец, который во вторую половину
жизни имел взгляды очень либеральные, не представлял
жизни иначе, чем в патриархальном обществе, где родственные связи играют определенную роль.
Если не считать
моего детства и юности, то большую часть
жизни я испытывал материальную стесненность, а иногда и критическое положение.
Семья брата имела огромное значение в
моей жизни и
моей душевной формации.
У меня совсем не выработалось товарищеских чувств, и это имело последствие для всей
моей жизни.
Я очень много читал в течение всей
моей жизни и очень разнообразно.
Этим как будто бы исчерпались все
мои возможности физического труда, и всю
жизнь я был неумелым в этой области.
Это я проверил на опыте всей
моей жизни.
Огромную роль в
моей жизни играли болезни.
Я это доказал во многих опасных случаях
моей жизни.
Уже в
моем отце, во вторую половину
жизни, было что-то переходное от наших предков ко мне.
Но что казалось мне всегда очень мучительным и дурным, так это
моя страшная брезгливость к
жизни.
Моя преобладающая ориентировка в
жизни этическая.
Это могут объяснить ущербностью
моей природы, безразличием ко многому, прежде всего безразличием к успехам в
жизни.
Воображение играло огромную роль в
моей жизни и часто несчастную для меня роль.
Но брезгливое отношение к
жизни, демон трезвости, малая способность к эротической идеализации действительности подкашивали
мой энтузиазм.
Думаю, что
моя нелюбовь к так называемой «
жизни» имеет не физиологические, а духовные причины, даже не душевные, а именно духовные.
Моя изначальная, ранняя любовь к философии и к философии метафизической связана с
моим отталкиванием от «
жизни» как насилующей и уродливой обыденности.
Но философия
моя была, как теперь говорят, экзистенциальна, она выражала борения
моего духа, она была близка к
жизни,
жизни без кавычек.
Высшие подъемы
моей жизни связаны с сухим огнем.
Это делало
мою жизнь мало уютной, мало радостной.
Расстройство эмоциональной
жизни выражалось уже в
мой гневливости.
Для
моего отношения к миру «не-я», к социальной среде, к людям, встречающимся в
жизни, характерно, что я никогда ничего не добивался в
жизни, не искал успеха и процветания в каком бы то ни было отношении.
Моя жизнь не протекла в одиночестве и многими достижениями
моей жизни я обязан не себе.
Внутренний трагизм
моей жизни я никогда не мог и не хотел выразить.
Это есть до последней остроты доведенный конфликт между
моей жизнью в этом мире и трансцендентным.
Я почти никогда не скучал, мне всегда не хватало времени для дела
моей жизни, для исполнения
моего призвания.
Искусство было для меня всегда погружением в иной мир, чем этот обыденный мир, чем
моя собственная постылая
жизнь.
Постоянная тоска ослабляла
мою активность в
жизни.
Борьба за свободу, которую я вел всю
жизнь, была самым положительным и ценным в
моей жизни, но в ней была и отрицательная сторона — разрыв, отчужденность, неслиянность, даже вражда.
Многое я приобрел в своем духовном пути, в опыте своей
жизни, но свобода для меня изначальна, она не приобретена, она есть a priori
моей жизни.
Я не знал авторитета в семье, не знал авторитета в учебном заведении, не знал авторитета в
моих занятиях философией и в особенности не знал авторитета в религиозной
жизни.
Мое отталкивание от родовой
жизни, от всего, связанного с рождающей стихией, вероятно, объясняется
моей безумной любовью к свободе и к началу личности.
Годы
моей жизни были посвящены борьбе с интеллигентской общественностью, и я на это потерял даже слишком много сил.
Я много думал всю
мою жизнь о проблеме свободы и дважды написал философию свободы, стараясь усовершенствовать свою мысль.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить
жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать
моим чувствам, не то я смертью окончу
жизнь свою».
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой
жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О
мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Стародум. От двора,
мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться ни того, ни другого. Рассудил, что лучше вести
жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к
жизни. Ты должна делать утешение
моей старости, а
мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.