Неточные совпадения
Синода признавались его друзьями и учениками [Кн. А. Оболенский и Лукьянов.], от него пошли братья Трубецкие и столь отличный от них С. Булгаков, с ним себя связывали и ему поклонялись, как родоначальнику,
русские символисты А. Блок и А.
Белый, и Вячеслав Иванов готов был признать его своим учителем, его считали своим антропософы.
Александр Блок, самый большой
русский поэт начала века, Андрей
Белый, у которого были проблески гениальности, Вячеслав Иванов, человек универсальный, главный теоретик символизма, и многие поэты и эссеисты меньшего размера — все были символистами.
А.
Белый блестяще характеризует атмосферу, в которой возник
русский символизм.
Один из них — старый, страшный, с окровавленным лицом, весь обожженный — привязывает к седлу молодую девушку с
белым русским лицом. Старик о чем-то неистово кричит, а девушка смотрит печально, умно… Ярцев встряхнул головой и проснулся.
Перед огнем стоит спокоен, // На саблю опершись рукой, // В фуражке
белой русский воин, // Печальный, бледный и худой.
Вопросил своих слуг
белый русский царь: «А зачем мордва кругом стоит и с чем она Богу своему молится?» Ответ держат слуги верные: «Стоят у них в кругу бадьи могучие, в руках держит мордва ковши заветные, заветные ковши больши-нáбольшие, хлеб да соль на земле лежат, каша, яичница на рычагах висят, вода в чанах кипит, в ней говядину янбед варит».
Неточные совпадения
Краса и гордость
русская, //
Белели церкви Божии // По горкам, по холмам, // И с ними в славе спорили // Дворянские дома. // Дома с оранжереями, // С китайскими беседками // И с английскими парками; // На каждом флаг играл, // Играл-манил приветливо, // Гостеприимство
русское // И ласку обещал. // Французу не привидится // Во сне, какие праздники, // Не день, не два — по месяцу // Мы задавали тут. // Свои индейки жирные, // Свои наливки сочные, // Свои актеры, музыка, // Прислуги — целый полк!
В сущности из всех
русских удовольствий более всего нравились принцу французские актрисы, балетная танцовщица и шампанское с
белою печатью.
Молодые люди вошли. Комната, в которой они очутились, походила скорее на рабочий кабинет, чем на гостиную. Бумаги, письма, толстые нумера
русских журналов, большею частью неразрезанные, валялись по запыленным столам; везде
белели разбросанные окурки папирос.
— Делай! — сказал он дьякону. Но о том, почему
русские — самый одинокий народ в мире, — забыл сказать, и никто не спросил его об этом. Все трое внимательно следили за дьяконом, который, засучив рукава, обнажил не очень чистую рубаху и странно
белую, гладкую, как у женщины, кожу рук. Он смешал в четырех чайных стаканах портер, коньяк, шампанское, посыпал мутно-пенную влагу перцем и предложил:
— При входе в царский павильон государя встретили гридни, знаете — эдакие
русские лепообразные отроки в
белых кафтанах с серебром, в
белых, высоких шапках, с секирами в руках; говорят, — это древний литератор Дмитрий Григорович придумал их.