Неточные совпадения
Если мы взглянем на этнографическую карту Уссурийского
края и отыщем на ней гольдов, то
увидим, что туземцы эти распределились узкой полосой по долине реки Уссури до устья Даубихе. Часть гольдов обитала ранее по реке Улахе и ее притокам. Нас интересуют именно эти последние.
Область распространения диких свиней в Уссурийском
крае тесно связана с распространением кедра, ореха, лещины и дуба. Северная граница этой области проходит от низов Хунгари, через среднее течение Анюя, верхнее — Хора и истоки Бикина, а оттуда идет через Сихотэ-Алинь на север к мысу Успения. Одиночные кабаны попадаются и на реках Копи, Хади и Тумнину. Животное это чрезвычайно подвижное и сильное. Оно прекрасно
видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Будучи ранен, кабан становится весьма опасен.
К полудню мы поднялись на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь деревья можно было
видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то горы. Сверху гребень хребта казался
краем громадной чаши, а долина — глубокой ямой, дно которой терялось в тумане.
По сравнению с овощами, которые мы
видели на Фудзине, эти огородные растения были тоже отсталыми в росте. Одним словом, во всем, что попадалось нам на глаза, видна была резкая разница между западным и восточным склонами Сихотэ-Алиня. Очевидно, в Уссурийском
крае вегетационный период наступает гораздо позже, чем в бассейне Уссури.
Бренчанье гальки удалялось по направлению к реке, и вдруг я
увидел на
краю отмели около воды какую-то длинную тень.
Кто не бывал в тайге Уссурийского
края, тот не может себе представить, какая это чаща, какие это заросли. Буквально в нескольких шагах ничего нельзя
увидеть. В четырех или 6 м не раз случалось подымать с лежки зверя, и только шум и треск сучьев указывали направление, в котором уходило животное. Вот именно по такой-то тайге мы и шли уже подряд в течение 2 суток.
Вдруг какие-то странные звуки, похожие на хриплый и протяжный лай, донесло до нас ветром снизу. Я тихонько подошел к
краю обрыва, и то, что
увидел, было удивительно интересно.
Из царства пернатых я
видел здесь большеклювых ворон, красноголовых желн, пестрых дятлов и поползней. 2 раза мы вспугивали белых крохалей, с черной головой и с красным носом. Птицы эти остаются на зимовку в Уссурийском
крае и приобретают белую защитную окраску. Сплошь и рядом мы замечали их только тогда, когда подходили к ним вплотную.
— Чудные видения обступили меня теперь, — отвечал Конрад. — Я
видел край, доселе неведомый мне. Каменная зубчатая стена белелась на берегу реки; за стеною, на горе, рассыпаны были белокаменные палаты, с большими крыльцами, с теремами, с башенками, и множество храмов Божиих с золотыми верхами в виде пылающих сердец; на крестах их теплился луч восходящего солнца, а крыши горели, подобно латам рыцаря; в храмах было зажжено множество свечей. Я слышал: в них пели что-то радостное; но то были песни неземные…
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Батюшка мой! Да что за радость и выучиться? Мы это
видим своими глазами в нашем
краю. Кто посмышленее, того свои же братья тотчас выберут еще в какую-нибудь должность.
Бросились они все разом в болото, и больше половины их тут потопло («многие за землю свою поревновали», говорит летописец); наконец, вылезли из трясины и
видят: на другом
краю болотины, прямо перед ними, сидит сам князь — да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!
Шли они по ровному месту три года и три дня, и всё никуда прийти не могли. Наконец, однако, дошли до болота.
Видят, стоит на
краю болота чухломец-рукосуй, рукавицы торчат за поясом, а он других ищет.
Разве не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой стороны опять на
край леса, он
увидел на ярком свете косых лучей солнца грациозную фигуру Вареньки, в желтом платье и с корзинкой шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось в одно с поразившим его своею красотой видом облитого косыми лучами желтеющего овсяного поля и за полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего в синей дали?
В одном из домов слободки, построенном на
краю обрыва, заметил я чрезвычайное освещение; по временам раздавался нестройный говор и крики, изобличавшие военную пирушку. Я слез и подкрался к окну; неплотно притворенный ставень позволил мне
видеть пирующих и расслушать их слова. Говорили обо мне.