Неточные совпадения
От Шкотова вверх
по долине Цимухе сначала
идет проселочная дорога, которая после села Новороссийского сразу переходит в тропу.
По этой тропе можно выйти и на Сучан, и на
реку Кангоузу [Сан — разлившееся озеро.], к селу Новонежину. Дорога несколько раз переходит с одного берега
реки на другой, и это является причиной, почему во время половодья сообщение
по ней прекращается.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная гора, где мы находились в эту минуту, — был тот самый горный узел, который мы искали. От него к западу тянулась высокая гряда, падавшая на север крутыми обрывами.
По ту сторону водораздела общее направление долин
шло к северо-западу. Вероятно, это были истоки
реки Лефу.
Близ земледельческих фанз
река Лефу делает небольшую излучину, чему причиной является отрог, выдвинувшийся из южного массива. Затем она склоняется к югу и, обогнув гору Тудинзу, опять поворачивает к северо-востоку, какое направление и сохраняет уже до самого своего впадения в озеро Ханка. Как раз против Тудинзы
река Лефу принимает в себя еще один приток —
реку Отрадную.
По этой последней
идет вьючная тропа на Майхе.
От описанного села Казакевичево [Село Казакевичево основано в 1872 году.]
по долине
реки Лефу есть 2 дороги. Одна из них, кружная,
идет на село Ивановское, другая, малохоженая и местами болотистая,
идет по левому берегу
реки. Мы выбрали последнюю. Чем дальше, тем долина все более и более принимала характер луговой.
Вечером я сидел с Дерсу у костра и беседовал с ним о дальнейшем маршруте
по реке Лефу. Гольд говорил, что далее
пойдут обширные болота и бездорожье, и советовал плыть на лодке, а лошадей и часть команды оставить в Ляличах. Совет его был вполне благоразумный. Я последовал ему и только изменил местопребывание команды.
В 11 часов утра мы сделали большой привал около
реки Люганки. После обеда люди легли отдыхать, а я
пошел побродить
по берегу. Куда я ни обращал свой взор, я всюду видел только траву и болото. Далеко на западе чуть-чуть виднелись туманные горы.
По безлесным равнинам кое-где, как оазисы, темнели пятна мелкой кустарниковой поросли.
После этого мы разобрали травяной шатер, взяли свои ружья и
пошли искать перешеек. Оказалось, что наш бивак был очень близко от него. Перейдя через болото, мы прошли немного
по направлению к озеру Ханка, а потом свернули на восток к
реке Лефу.
После пурги степь казалась безжизненной и пустынной. Гуси, утки, чайки, крохали — все куда-то исчезли.
По буро-желтому фону большими пятнами белели болота, покрытые снегом.
Идти было славно, мокрая земля подмерзла и выдерживала тяжесть ноги человека. Скоро мы вышли на
реку и через час были на биваке.
Вода всюду замерзла,
по реке шла шуга.
Посоветовавшись, мы решили
идти вверх
по реке до такого места, где она
идет одним руслом, и там попробовать переправиться вплавь с конями.
Дорога
шла вверх
по реке Ситухе.
От гольдских фанз
шли 2 пути. Один был кружной,
по левому берегу Улахе, и вел на Ното, другой
шел в юго-восточном направлении, мимо гор Хуанихеза и Игыдинза. Мы выбрали последний. Решено было все грузы отправить на лодках с гольдами вверх
по Улахе, а самим переправиться через
реку и
по долине Хуанихезы выйти к поселку Загорному, а оттуда с легкими вьюками пройти напрямик в деревню Кокшаровку.
Паначев работал молча: он по-прежнему
шел впереди, а мы плелись за ним сзади. Теперь уже было все равно. Исправить ошибку нельзя, и оставалось только одно:
идти по течению воды до тех пор, пока она не приведет нас к
реке Улахе. На большом привале я еще раз проверил запасы продовольствия. Выяснилось, что сухарей хватит только на сегодняшний ужин, поэтому я посоветовал сократить дневную выдачу.
Утром, как только мы отошли от бивака, тотчас же наткнулись на тропку. Она оказалась зверовой и
шла куда-то в горы! Паначев повел
по ней. Мы начали было беспокоиться, но оказалось, что на этот раз он был прав. Тропа привела нас к зверовой фанзе. Теперь смешанный лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути, лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли на опушку леса. Перед нами была долина
реки Улахе. Множество признаков указывало на то, что деревня недалеко.
Деревня Нотохоуза — одно из самых старых китайских поселений в Уссурийском крае. Во времена Венюкова (1857 год) сюда со всех сторон стекались золотопромышленники, искатели женьшеня, охотники и звероловы. Старинный путь, которым уссурийские манзы сообщались с постом Ольги, лежал именно здесь. Вьючные караваны их
шли мимо Ното
по реке Фудзину через Сихотэ-Алинь к морю. Этой дорогой предстояло теперь пройти и нам.
На следующий день мы выступили из Иолайзы довольно рано. Путеводной нитью нам служила небольшая тропка. Сначала она
шла по горам с левой стороны Фудзина, а затем, миновав небольшой болотистый лесок, снова спустилась в долину. Размытая почва, галечниковые отмели и ямы — все это указывало на то, что
река часто выходит из берегов и затопляет долину.
Из его слов удалось узнать, что
по торной тропе можно выйти на
реку Тадушу, которая впадает в море значительно севернее залива Ольги, а та тропа, на которой мы стояли,
идет сперва
по речке Чау-сун [Чао-су — черная сосна.], а затем переваливает через высокий горный хребет и выходит на
реку Синанцу, впадающую в Фудзин в верхнем его течении.
Чем более мы углублялись в горы, тем порожистее становилась
река. Тропа стала часто переходить с одного берега на другой. Деревья, упавшие на землю, служили природными мостами. Это доказывало, что тропа была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной тропы, я удвоил внимание к югу. Не было сомнения, что мы ошиблись и
пошли не
по той дороге. Наша тропа, вероятно, свернула в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела к истокам Улахе.
Манзы сначала испугались, но потом, узнав, в чем дело, успокоились. Они накормили нас чумизной кашей и дали чаю. Из расспросов выяснилось, что мы находимся у подножия Сихотэ-Алиня, что далее к морю дороги нет вовсе и что тропа,
по которой прошел наш отряд,
идет на
реку Чжюдямогоу [Чжу-цзя-ма-гоу — долина семьи Чжу, где растет конопля.], входящую в бассейн верхней Улахе.
На следующий день, 17 июня, мы расстались со стариком. Я подарил ему свой охотничий нож, а А.И. Мерзляков — кожаную сумочку. Теперь топоры нам были уже не нужны. От зверовой фанзы вниз
по реке шла тропинка. Чем дальше, тем она становилась лучше. Наконец мы дошли до того места, где
река Синь-Квандагоу сливается с Тудагоу. Эта последняя течет в широтном направлении, под острым углом к Сихотэ-Алиню. Она значительно больше Синь-Квандагоу и
по справедливости могла бы присвоить себе название Вай-Фудзина.
Если
идти вверх
по реке, то с правой стороны видны какие-то карнизы, которые дальше переходят в широкие террасы.
Через Вай-Фудзин мы переправились верхом на лошадях и затем
пошли по почтовому тракту, соединяющему пост Ольги с селом Владимиро-Александровским на
реке Сучане.
Следующий день был воскресный. Пользуясь тем, что вода в
реке была только кое-где в углублениях, мы
шли прямо
по ее руслу. В средней части
реки Сандагоу растут такие же хорошие леса, как и на
реке Сыдагоу. Всюду виднелось множество звериных следов. В одном месте
река делает большую петлю.
Один
идет через село Пермское, а другой —
по реке Поддеваловке, названной так потому, что после дождей на размытой дороге образуется много ям — ловушек.
Подкрепив силы чаем с хлебом, часов в 11 утра мы
пошли вверх
по реке Сальной.
По этой речке можно дойти до хребта Сихотэ-Алинь. Здесь он ближе всего подходит к морю. Со стороны Арзамасовки подъем на него крутой, а с западной стороны — пологий. Весь хребет покрыт густым смешанным лесом. Перевал будет на
реке Ли-Фудзин,
по которой мы вышли с
реки Улахе к заливу Ольги.
Из притоков Хулуая наибольшего внимания заслуживает Тихий ключ, впадающий с правой стороны.
По этому ключу
идет тропа на Арзамасовку. Ключ этот вполне оправдывает свое название. В нем всегда царит тишина, свойственная местам болотистым. Растительность
по долине мелкорослая, редкая и состоит главным образом из белой березы и кустарниковой ольхи. Первые разбросаны
по всей долине в одиночку и небольшими группами, вторые образуют частые насаждения
по берегам
реки.
От залива Владимира на
реку Тадушу есть 2 пути. Один
идет вверх
по реке Хулуаю, потом
по реке Тапоузе и
по Силягоу (приток Тадушу); другой (ближайший к морю) ведет на Тапоузу, а затем горами к устью Тадушу. Я выбрал последний, как малоизвестный.
Если
идти вверх
по реке, то в последовательном порядке будут попадаться следующие притоки: с левой стороны (
по течению) — Дунгоу [Дун-гоу-восточная долина.], Канехеза [Гань-хэ-цзы — сухая речка.] и Цимухе.
По последней
идет тропа на
реку Тютихе.
На другой день, распростившись со стариком, мы
пошли вверх
по реке. Погода нам благоприятствовала. Несмотря на то, что небо было покрыто кучевыми облаками, солнце светило ярко.
Я велел подбросить дров в костер и согреть чай, а сам принялся его расспрашивать, где он был и что делал за эти 3 года. Дерсу мне рассказал, что, расставшись со мной около озера Ханка, он пробрался на
реку Ното, где ловил соболей всю зиму, весной перешел в верховья Улахе, где охотился за пантами, а летом отправился на Фудзин, к горам Сяень-Лаза. Пришедшие сюда из поста Ольги китайцы сообщили ему, что наш отряд направляется к северу
по побережью моря. Тогда он
пошел на Тадушу.
Около Черных скал тропа разделилась. Одна (правая)
пошла в горы в обход опасного места, а другая направилась куда-то через
реку. Дерсу, хорошо знающий эти места, указал на правую тропу. Левая,
по его словам,
идет только до зверовой фанзы Цу-жун-гоу [Цун-жун-гоу — поляна в лесу около
реки.] и там кончается.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я
пошел побродить
по поляне и незаметно подошел к
реке. На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Вместе с Дерсу мы выработали такой план: с
реки Фудзина
пойти на Ното, подняться до ее истоков, перевалить через Сихотэ-Алинь и
по реке Вангоу снова выйти на Тадушу. Дерсу знал эти места очень хорошо, и потому расспрашивать китайцев о дороге не было надобности.
Если
идти вверх
по реке Дабэйце, то можно выйти в верховья Ваку и далее к охотничьему поселку Сидатун на Имане.
На другой день мы
пошли вверх
по реке Дананце. Она длиной около 50 км.
Не доходя 10 км до перевала, тропа делится на две. Одна
идет на восток, другая поворачивает к югу. Если
идти по первой, то можно выйти на
реку Динзахе, вторая приведет на Вангоу (притоки Тадушу). Мы выбрали последнюю. Тропа эта пешеходная, много кружит и часто переходит с одного берега на другой.
Козулятина приходила к концу, надо было достать еще мяса. Мы сговорились с Дерсу и
пошли на охоту. Было решено, что от рассошины [Место, где сливаются 2 речки.] я
пойду вверх
по реке, а он
по ручейку в горы.
Проходив до самых сумерек и ничего не найдя, я
пошел по берегу
реки.
26-го августа мы отдыхали, 27-е посвятили сборам, а 28-го вновь выступили в поход. Я с Дерсу и с четырьмя казаками
пошел вверх
по реке Тютихе, Гранатман отправился на
реку Иодзыхе, а Мерзлякову было поручено произвести обследование побережья моря до залива Джигит.
По длине своей Тютихе (по-удэгейски — Ногуле) будет, пожалуй, больше всех
рек южной части прибрежного района (около 80 км). Название ее — искаженное китайское слово «Что-чжи-хе», то есть «
Река диких свиней». Такое название она получила оттого, что дикие кабаны на ней как-то раз разорвали 2 охотников. Русские в искажении
пошли еще дальше, и слово «Тютихе» [Цзю-цзи-хэ — девятая быстрая
река.] исказили в «Тетиха», что уже не имеет никакого смысла.
Долина Тютихе — денудационная; она слагается из целого ряда котловин, замыкаемых горами. Проходы из одной котловины в другую до того узки, что трудно усмотреть, откуда именно течет
река. Очень часто какой-нибудь приток мы принимали за самое Тютихе, долго
шли по нему и только
по направлению течения воды узнавали о своей ошибке.
Не доходя до
реки Горбуши 2 км, тропа разделяется. Конная
идет вброд через
реку, а пешеходная взбирается на утесы и лепится
по карнизу. Место это считается опасным, потому что почва на тропе под давлением ноги ползет книзу.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь
по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была не та тропа,
по которой мы
шли раньше. Во-первых, на ней не было конных следов, а во-вторых, она
шла вверх
по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и
идти напрямик к
реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Китайская заездка устраивается следующим образом: при помощи камней
река перегораживается от одного берега до другого, а в середине оставляется небольшой проход. Вода просачивается между камнями, а рыба
идет по руслу к отверстию и падает в решето, связанное из тальниковых прутьев. 2 или 3 раза в сутки китаец осматривает его и собирает богатую добычу.
Отдохнув здесь немного, мы
пошли снова к Сихотэ-Алиню.
По мере приближения к гребню подъем становился более пологим. Около часа мы
шли как бы
по плоскогорью. Вдруг около тропы я увидел кумирню. Это служило показателем того, что мы достигли перевала. Высота его равнялась 1190 м. Я назвал его Рудным. Отсюда начался крутой ступенчатый спуск к
реке Тютихе.
Я оделся, взял ружье, свистнул собаку и
пошел вниз
по реке.
С перевала мы спустились к
реке Папигоузе, получившей свое название от двух китайских слов: «папи» — то есть береста, и «гоуз» — долинка [Или «
река,
по которой много леса».]. Речка эта принимает в себя справа и слева два горных ручья. От места слияния их начинается
река Синанца, что значит — Юго-западный приток. Дальше долина заметно расширяется и
идет по отношению к Сихотэ-Алиню под углом в 10°. Пройдя
по ней 4 км, мы стали биваком на берегу
реки.
Оставив всех людей на биваке, мы с Дерсу
пошли на Сихотэ-Алинь. Для этого мы воспользовались одним из ключиков, текущих с водораздела к
реке Синанце. Подъем был сначала длинный и пологий, а затем сделался крутым. Пришлось
идти без тропы
по густой кустарниковой заросли, заваленной горелым лесом.
После этого он выстрелил из ружья в воздух, затем бросился к березе, спешно сорвал с нее кору и зажег спичкой. Ярким пламенем вспыхнула сухая береста, и в то же мгновение вокруг нас сразу стало вдвое темнее. Испуганные выстрелом изюбры шарахнулись в сторону, а затем все стихло. Дерсу взял палку и накрутил на нее горящую бересту. Через минуту мы
шли назад, освещая дорогу факелом. Перейдя
реку, мы вышли на тропинку и
по ней возвратились на бивак.