Неточные совпадения
Вместе с нею попали еще две небольшие рыбки: огуречник — род корюшки с темными пятнами по бокам и на спине (это было очень странно, потому что
идет она вдоль берега
моря и никогда не заходит
в реки) и колюшка — обитательница заводей и слепых рукавов, вероятно снесенная к устью быстрым течением реки.
Небольшая речка Бея [Бэй-я — северное разветвление.] (по-удэгейски Иеля), по которой я
пошел от бухты Терней, впадает
в Санхобе
в 2 км от устья. Она длиной около 12 км и течет по заболоченной долине, расположенной параллельно берегу
моря. С правой стороны ее тянутся пологие увалы, с левой — скалистые сопки, состоящие из кварцевого порфира, диабаза и диорита.
Поднявшись на хребет, мы повернули на север и некоторое время
шли по его гребню. Теперь слева от нас была лесистая долина реки Фату, а справа — мелкие речки, текущие
в море: Секуму, Одега Первая, Одега Вторая, Тания, Вязтыгни, Хотзе, Иеля и Шакира.
В нижнем течении Билимбе
в малую воду имеет ширину 25 м. Желтая, грязная вода
шла сильной струей, и казалось, будто и
в море еще продолжала течь Билимбе.
Мы с Дерсу прошли вдоль по хребту. Отсюда сверху было видно далеко во все стороны. На юге,
в глубоком распадке, светлой змейкой извивалась какая-то река; на западе
в синеве тумана высилась высокая гряда Сихотэ-Алиня; на севере тоже тянулись горные хребты; на восток они
шли уступами, а дальше за ними виднелось темно-синее
море. Картина была величественная и суровая.
От тазовских фанз вверх по долине
идет пешеходная тропа. Она придерживается левого берега реки и всячески избегает бродов. Там, где долина суживается, приходится карабкаться по скалам и даже
идти вброд по воде. Первые «щеки» (из кварцепорфирового туфа) находятся
в 12 км от
моря, вторые будут на 2,5 км выше. Здесь
в обнажениях можно видеть диабазовый и сильно хлоритизированный порфирит.
В углублении одной из скал китайцы устроили кумирню, посвященную божеству, охраняющему леса и горы.
После Такемы
в последовательном порядке
идут горные речки: Коами (по-удэгейски Агана, а на морских картах — Лоаенгоу), потом около мыса Большева будет речка Шооми (по-китайски Сеами, по-удэгейски Соми). Долины их близ
моря слились вместе и образовали обширную низину, покрытую редколесьем. Шооми длиной 12 км. Истоки ее находятся около горы Туманной с перевалом на реку Такему, к местности Илимо.
27 сентября было посвящено осмотру реки Найны, почему-то названной на морских картах Яходеи-Санка. Река эта длиной 20 км; истоки ее находятся
в горах Карту, о которых будет сказано ниже. Сначала Найна течет с севера на юг, потом поворачивает к юго-востоку и последние 10 км течет к
морю в широтном направлении.
В углу, где река делает поворот, находится зверовая фанза. Отсюда прямо на запад
идет та тропа, по которой прошел А.И. Мерзляков со своим отрядом.
Немного дальше камней Сангасу тропа оставляет морское побережье и
идет вверх через перевал на реке Квандагоу (приток Амагу). Эта река длиной около 30 км. Истоки ее находятся там же, где и истоки Найны. Квандагоу течет сначала тоже
в глубоком ущелье, заваленном каменными глыбами, но потом долина ее расширяется. Верхняя половина течения имеет направление с северо-запада, а затем река круто поворачивает к северо-востоку и течет вдоль берега
моря, будучи отделена от него горным кряжем Чанготыкалани.
Путь по реке Квандагоу показался мне очень длинным. Раза два мы отдыхали, потом опять
шли в надежде, что вот-вот покажется
море. Наконец лес начал редеть; тропа поднялась на невысокую сопку, и перед нами развернулась широкая и живописная долина реки Амагу со старообрядческой деревней по ту сторону реки. Мы покричали. Ребятишки подали нам лодку. Наше долгое отсутствие вызвало у Мерзлякова тревогу. Стрелки хотели уже было
идти нам навстречу, но их отговорили староверы.
Наконец узкая и скалистая часть долины была пройдена. Горы как будто стали отходить
в стороны. Я обрадовался, полагая, что
море недалеко, но Дерсу указал на какую-то птицу, которая, по его словам, живет только
в глухих лесах, вдали от
моря.
В справедливости его доводов я сейчас же убедился. Опять
пошли броды, и чем дальше, тем глубже. Раза два мы разжигали костры, главным образом для того, чтобы погреться.
Когда мы подошли к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны
моря дул сильный ветер. Волны с шумом бились о берег и с пеной разбегались по песку. От реки
в море тянулась отмель. Я без опаски
пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть
в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно погружался
в воду.
Утром был довольно сильный мороз (–10°С), но с восходом солнца температура стала повышаться и к часу дня достигла +3°С. Осень на берегу
моря именно тем и отличается, что днем настолько тепло, что смело можно
идти в одних рубашках, к вечеру приходится надевать фуфайки, а ночью — завертываться
в меховые одеяла. Поэтому я распорядился всю теплую одежду отправить
морем на лодке, а с собой мы несли только запас продовольствия и оружие. Хей-ба-тоу с лодкой должен был прийти к устью реки Тахобе и там нас ожидать.
Я не
пошел туда, а повернул вправо по ключику Ада, чтобы выйти
в один из верхних притоков соседней реки Кумуху, намереваясь по ней спуститься к
морю.
В сумерки мы немного не дошли до водораздела и стали биваком
в густом лесу.
Когда намеченный маршрут близится к концу, то всегда торопишься: хочется скорее закончить путь.
В сущности, дойдя до
моря, мы ничего не выигрывали. От устья Кумуху мы опять
пойдем по какой-нибудь реке
в горы; так же будем устраивать биваки, ставить палатки и таскать дрова на ночь; но все же
в конце намеченного маршрута всегда есть что-то особенно привлекательное. Поэтому все рано легли спать, чтобы пораньше встать.
На реке Кузнецова мы распрощались с солоном. Он возвратился к себе на реку Тахобе, а мы
пошли дальше на север. Хей-ба-тоу было приказано следовать вдоль берега
моря и дожидаться нас
в устье реки Холонку.
Отсюда, сверху, открывался великолепный вид во все стороны. На северо-западе виднелся низкий и болотистый перевал с реки Нахтоху на Бикин.
В другую сторону, насколько хватал глаз, тянулись какие-то другие горы. Словно гигантские волны с белыми гребнями, они
шли куда-то на север и пропадали
в туманной мгле. На северо-востоке виднелась Нахтоху, а вдали на юге — синее
море.
Я полагал было
пойти в фанзы к удэгейцам, но Дерсу советовал остаться на берегу
моря. Во-первых, потому, что здесь легче было найти пропитание, а во-вторых, он не терял надежды на возвращение Хей-ба-тоу. Если последний жив, он непременно возвратится назад, будет искать нас на берегу
моря, и если не найдет, то может пройти мимо. Тогда мы опять останемся ни с чем. С его доводами нельзя было не согласиться.
По побережью
моря,
в направлении от Нахтоху к Унтугу, горные породы располагаются
в таком порядке: сначала
идет кремнистый сланец, затем андезит и местами стекловатый базальт. Еще южнее тянутся какие-то глубинные зеленокаменные породы, а выше их — базальтовый андезит и еще дальше — порфирит. Кроющие пласты состоят из цветных чередующихся слоев туфа. Здесь особенно интересен утес Хадиэ с плитняковой вертикальной и дуговой отдельностью.
Надо было
идти дальше, но как-то не хотелось: спутники мои устали, а китайцы были так гостеприимны. Я решил продневать у них еще одни сутки — и хорошо сделал. Вечером
в этот день с
моря прибежал молодой удэгеец и сообщил радостную весть: Хей-ба-тоу с лодкой возвратился назад и все имущество наше цело. Мои спутники кричали «ура» и радостно пожимали друг другу руки. И действительно, было чему радоваться; я сам был готов пуститься
в пляс.
Утром мы сразу почувствовали, что Сихотэ-Алинь отделил нас от
моря: термометр на рассвете показывал — 20°С. Здесь мы расстались с Сунцаем. Дальше мы могли
идти сами; течение воды
в реке должно было привести нас к Бикину. Тем не менее Дерсу обстоятельно расспросил его о дороге.
После Кумуху
в последовательном порядке
идет опять ряд мелких горных речек с удэгейскими названиями: Сюэн (по-русски Сваин, на картах — река Бабкова), потом Омосо, Илянту и Яктыга.
В истоках Омосо есть гора с голой вершиной, которая поэтому и названа Голой. Другая гора, Высокая, находится недалеко от
моря, между реками Омосо и Илянту. Участок берега
моря от реки Кумуху к северу до мыса Сосунова занят выходами гранитов, гнейсов и сиенитов.
Если
идти от истоков к
морю, то
в последовательном порядке они будут располагаться так: справа по течению — Дака и Тунга с перевалами на Бикин, затем — Баня, Пюгота, Амдасу, Сологойе, Очжура и с притоком Хуни-микчи и с перевалом на реку Эхе.
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов
в море гнал, // Как
шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже были видны
море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие народом беседки.
Шли, вероятно, вторые скачки, потому что
в то время, как он входил
в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого
в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
Бывало, пушка зоревая // Лишь только грянет с корабля, // С крутого берега сбегая, // Уж к
морю отправляюсь я. // Потом за трубкой раскаленной, // Волной соленой оживленный, // Как мусульман
в своем раю, // С восточной гущей кофе пью. //
Иду гулять. Уж благосклонный // Открыт Casino; чашек звон // Там раздается; на балкон // Маркёр выходит полусонный // С метлой
в руках, и у крыльца // Уже сошлися два купца.
Одессу звучными стихами // Наш друг Туманский описал, // Но он пристрастными глазами //
В то время на нее взирал. // Приехав, он прямым поэтом //
Пошел бродить с своим лорнетом // Один над
морем — и потом // Очаровательным пером // Сады одесские прославил. // Всё хорошо, но дело
в том, // Что степь нагая там кругом; // Кой-где недавный труд заставил // Младые ветви
в знойный день // Давать насильственную тень.
Лонгрен провел ночь
в море; он не спал, не ловил, а
шел под парусом без определенного направления, слушая плеск воды, смотря
в тьму, обветриваясь и думая.