Неточные совпадения
До этой минуты Елена Петровна только догадывалась, но не позволяла себе ни думать
дальше, ни утверждать; до этой минуты она все еще оставалась Еленой Петровной, по-прежнему представляла
мир и по-прежнему, когда становилось слишком уж тяжело и страшно, молилась Богу и просила его простить Сашу.
Все
дальше уходила жизнь, и открывался молодой душе чудесный
мир любви, божественно-чистой и прекрасной, какой не знают живые в надеждах люди.
Вот и Самсонычева лавка: в обе стороны прорезала осеннюю тьму и стоит тихонько в ожидании редкого вечернего покупателя, — если войти теперь, то услышишь всегдашний запах постного масла, хлеба, простого мыла, керосина и того особенного, что есть сам Самсоныч и во всем
мире может быть услышано только здесь, не повторяется нигде.
Дальше!.. Вдруг идет за хлебом ихняя горничная и встретит и узнает!..
В то время о «школьной политике» еще не было слышно; не было и «злоумышленных агитаторов», волнующих молодежь. Кругом гимназии залегла такая же дремотная тишь. Два — три номера газеты заносили слухи из
далекого мира, но они были чужды маленькому городку и его интересам, группировавшимся вокруг старого замка и живого беленького здания гимназии.
Ей представилось на мгновение, что она уже там, в этом
далеком мире, а он сидит вот здесь, один с опущенною головой, или нет…
Неточные совпадения
— Ей-богу, таких путаников, как у нас, нигде в
мире нет. Что это значит? Богородица, а? Ах, дьяволы… Однако — идем
дальше.
По-прежнему у ней не было позыва идти вникать в жизнь
дальше стен, садов, огородов «имения» и, наконец, города. Этим замыкался весь
мир.
Духовная революция, которая должна происходить и происходит в
мире, глубже и идет
дальше, чем революции социальные.
Все
дальше и
дальше должно идти, к концу, к пределу, к выходу из этого «
мира», из этой земли, из всего местного, мещанского, прикрепленного.
Тем не менее когда ступил на крыльцо дома госпожи Хохлаковой, вдруг почувствовал на спине своей озноб ужаса: в эту только секунду он сознал вполне и уже математически ясно, что тут ведь последняя уже надежда его, что
дальше уже ничего не остается в
мире, если тут оборвется, «разве зарезать и ограбить кого-нибудь из-за трех тысяч, а более ничего…».