Сейчас принесли новую шестерню, заранее прилаженную и пробованную, вставили на место прежней, смазали, где надобно, дегтем, пустили воду
не вдруг, а понемногу (тоже по приказанию дедушки) — и запел, замолол жернов без перебоя, без стука, а плавно и ровно.
Он сказал только два слова Арине Васильевне: «Напрасно, матушка!» и поспешно ушел; но
не вдруг воротился в спальню, а несколько времени походил один по зале, уже пустой, темной, посмотрел в отворенные семь окон на спящую во мраке грачовую рощу, на темневшую вдали урему, поприще его детских забав и охот, вслушался в шум мельницы, в соловьиные свисты, в крики ночных птиц…
Неточные совпадения
Степан Михайлович,
не получая давно писем из дому, видя, что дело его затянулось, соскучившись в разлуке с семейством,
вдруг в один прекрасный день воротился неожиданно в свое Троицкое.
Сначала он
не хотел
не только видеть, но и слышать об молодых Куролесовых, даже
не читал писем Прасковьи Ивановны; но к концу года, получая со всех сторон добрые вести об ее житье и о том, как она
вдруг сделалась разумна
не по годам, Степан Михайлович смягчился, и захотелось ему видеть свою милую сестричку.
И странное дело, откуда
вдруг взялась у нее такая любовь и признательность к своему двоюродному брату, какой она вовсе
не чувствовала до замужства и еще менее, казалось, могла почувствовать после своей свадьбы?
Не знаю, но для всех было поразительно, что прежняя легкомысленная, равнодушная к брату девочка,
не понимавшая и
не признававшая его прав и своих к нему обязанностей, имеющая теперь все причины к чувству неприязненному за оскорбление любимой бабушки, —
вдруг сделалась
не только привязанною сестрою, но горячею дочерью, которая смотрела в глаза своему двоюродному брату, как нежно и давно любимому отцу, нежно и давно любящему свою дочь…
Алексей Степанович преспокойно служил и жил в Уфе, отстоявшей в двухстах сорока верстах от Багрова, и приезжал каждый год два раза на побывку к своим родителям. Ничего особенного с ним
не происходило. Тихий, скромный, застенчивый, ко всем ласковый, цвел он, как маков цвет, и
вдруг… помутился ясный ручеек жизни молодого деревенского дворянина.
Она знала за сутки, что должна умереть, и поспешила примириться с своею совестью:
вдруг ночью разбудили Сонечку и позвали к мачехе; Александра Петровна при свидетелях покаялась в своих винах перед падчерицей, просила у нее прощенья и заклинала именем божиим
не оставить ее детей; падчерица простила, обещала
не оставить их и сдержала обещанье.
— Через несколько дней, которые
не были потеряны даром, потому что Арина Васильевна с дочерьми успели напеть в уши старику много неблагоприятного для любви Алексея Степаныча,
вдруг, как снег на голову, явился он сам, что мы уже знаем.
Как возвратилась любовь в сердце Алексея Степаныча,
вдруг или постепенно — ничего
не знаю; знаю только, что он сначала ездил к Зубиным изредка, потом чаще и, наконец, так часто, как было возможно.
Через несколько месяцев после отъезда Алексея Степаныча из деревни
вдруг получили от него письмо, в котором он с несвойственной ему твердостью, хотя всегда с почтительной нежностью, объяснил своим родителям, что любит Софью Николавну больше своей жизни, что
не может жить без нее, что надеется на ее согласие и просит родительского благословения и позволения посвататься.
Арина Васильевна
не осмелилась
вдруг прийти к своему супругу; она помешкала с час времени и явилась, когда уже старик напился чаю и весело балагурил с Аксиньей.
На третий, рано поутру, Алексей Степаныч, дожидался своей невесты в гостиной; тихо отворилась дверь, и явилась Софья Николавна прекраснее, очаровательнее, чем когда-нибудь, с легкой улыбкою и с выражением в глазах такого нежного чувства, что, взглянув на нее и увидя ласково протянутую руку, Алексей Степаныч от избытка сильного чувства обезумел, на мгновение потерял употребление языка… но
вдруг опомнившись,
не принимая протянутой руки, он упал к ногам своей невесты, и поток горячего сердечного красноречия, сопровождаемый слезами, полился из его груди.
Вдруг растворилась дверь, и Алексей Степаныч, уже
не робкий и печальный, а смелый и даже раздраженный, входит решительными шагами и сам начинает укорять свою жену, зачем она нажаловалась батюшке и прогневала его на сестрицу Александру Степановну!..
Сон
не умирил его духа,
не разгладил морщин на крутом его лбе; мрачен сидел он несколько времени поперек своей кровати и
вдруг крикнул: «Мазан!..» Мазан давно лежал на двери, смотрел в щелку и, по обыкновению, сопел без милосердия.
В трезвенном состоянии Ерлыкин имел сильное отвращение от хмельного и
не мог поднести ко рту рюмки вина без содроганья; но раза четыре в год
вдруг получал непреодолимое влеченье ко всему спиртному; пробовали ему
не давать, но он делался самым жалким, несчастным и без умолку говорливым существом, плакал, кланялся в ноги и просил вина; если же и это
не помогало, то приходил в неистовство, в бешенство, даже посягал на свою жизнь.
— Уж будто вы не знаете, // Как ссоры деревенские // Выходят? К муженьку // Сестра гостить приехала, // У ней коты разбилися. // «Дай башмаки Оленушке, // Жена!» — сказал Филипп. // А я
не вдруг ответила. // Корчагу подымала я, // Такая тяга: вымолвить // Я слова не могла. // Филипп Ильич прогневался, // Пождал, пока поставила // Корчагу на шесток, // Да хлоп меня в висок! // «Ну, благо ты приехала, // И так походишь!» — молвила // Другая, незамужняя // Филиппова сестра.
— Я? я недавно, я вчера… нынче то есть… приехал, — отвечал Левин,
не вдруг от волнения поняв ее вопрос. — Я хотел к вам ехать, — сказал он и тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал ее, смутился и покраснел. — Я не знал, что вы катаетесь на коньках, и прекрасно катаетесь.
Неточные совпадения
Городничий. Что, Анна Андреевна? а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне
не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и
вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая!
Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда
не была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое
вдруг вообразится! червонная дама! Бог знает что такое!
Хлестаков. Чрезвычайно неприятна. Привыкши жить, comprenez vous [понимаете ли (фр.).], в свете и
вдруг очутиться в дороге: грязные трактиры, мрак невежества… Если б, признаюсь,
не такой случай, который меня… (посматривает на Анну Андреевну и рисуется перед ней)так вознаградил за всё…
Хлестаков. Как же, как же, я
вдруг. Прощайте, любовь моя… нет, просто
не могу выразить! Прощайте, душенька! (Целует ее ручку.)