Неточные совпадения
Остальное время пребывания моего в Москве до 15 июня
было исключительно поглощено двумя
спектаклями, в которых играл Шушерин, о чем я довольно говорил в моих о нем воспоминаниях.
Деревянный дом его на Арбате сгорел, и он купил себе огромный каменный дом у Арбатских ворот, где Мерзляков читал свои публичные лекции о русской литературе и где впоследствии
было столько прекрасных благородных
спектаклей.
Кокошкин, страстный охотник играть на театре, подкрепленный моим горячим сочувствием, не замедлил завести у себя в доме благородные
спектакли, в которых впоследствии принимал участие и Загоскин, хотя он вовсе не имел сценических дарований и притом
был забывчив, рассеян и очень способен приходить в крайнее смущение.
Для первого
спектакля была выбрана комедия «Два Фигаро», пиеса огромная, очень трудная для исполнения.
Сойдя со сцены, мы
были еще так полны своими и чужими впечатлениями, что посреди шумного бала, сменившего
спектакль, не смешались с обществом, которое приветствовало нас восторженными, искренними похвалами; мы невольно искали друг друга и, отовравшись особым кружком, разумеется, кроме хозяина, говорили о своем чудном
спектакле; тем же особым кружком сели мы за великолепный ужин — и, боже мой, как
были счастливы!
Вы, верно, не забыли этого
спектакля и этого ужина, не забыли этого чистого, упоительного веселья, которому предавались мы с увлечением молодости и любви к искусству; не правда ли, что это
было что-то необыкновенное, никогда уже не повторившееся?..
Кокошкин приходил к нам, на минуту оторвавшись от своих почетных гостей; он завидовал нам и
выпил в честь нашего
спектакля «актерский бокал».
В Москве же тогда много находилось даже пожилых людей и стариков, для которых
спектакль «Два Фигаро»
был важным событием в летописях благородной сцены театрального искусства.
Ив. М. Долгорукий, который
был не только сам в душе страстный и отличный, по-тогдашнему, актер, но не менее того любил щеголять постановкою благородных
спектаклей в своем доме.
— Кокошкин давно уже познакомил меня с ним, но князь мало обращал на меня внимания: он любил светскость и бойкость в молодых людях, а именно этих качеств я не имел никогда, я
был даже немножко дик с людьми, не коротко знакомыми; впрочем, князь пригласил меня на свой
спектакль, который шел недели за две до «Двух Фигаро».
Я помню, что
было очень много презабавных сцен, что зрители очень много смеялись и что А. Д. Курбатов играл ученого немца с удивительным совершенством; вообще
спектакль был слажен очень хорошо, и публика осыпала его громкими рукоплесканиями и единодушными, горячими похвалами.
Хозяин
был в восторге и, как я слышал, выражался несколько иронически насчет будущего
спектакля у Кокошкина, о котором мы уже два месяца хлопотали.
Ивана Михайлыча несколько прошло, или, лучше сказать,
было уже подавлено досадой на блистательный успех нашего
спектакля.
Через месяц после «Двух Фигаро» составился опять
спектакль у князя Ив. Мих. Долгорукова. Я сам напросился сыграть какую-нибудь роль, и хозяин с благодарностью принял мое предложение; кажется,
спектакль состоял из небольшой комедии Н. И. Хмельницкого «Нерешительный, или Семь пятниц на неделе», и также маленькой комедии Коцебу «Новый век»; в последней я играл старого купца или банкира Верлова.
Спектакль был миленький, но должно признаться, что Кокошкин говорил правду: это
были пиески!
Все они
были более или менее замечательны по своей постановке и по отличному исполнению некоторых ролей; но
спектакль «Двух Фигаро» остался несравненным и незабвенным.
Самым интересным
спектаклем, после «Двух Фигаро»,
была небольшая комедия «Два Криспина», сыгранная вместе с какой-то пиесой.
Этот
спектакль —
была дуэль насмерть между двумя признанными талантами.
Юрью Владимировичу
было, как говорили, за восемьдесят лет, а во-вторых, потому, что тридцать лет тому назад он уже умирал, лежал в гробу, едва не
был похоронен, ожил каким-то чудом и продолжал жить и давать
спектакли.
Я помню, что Кокошкин предлагал ему чрез меня принять участие в наших
спектаклях, а именно: сыграть роль Верхолета в «Хвастуне» Княжнина, роль, которую он некогда игрывал с успехом, Ильин отвечал мне, что российскому статскому советнику, по его мнению, неприлично выходить на сцену, но что он благодарит за приглашение и очень
будет рад посмотреть наш
спектакль.
Он участвовал в наших
спектаклях, хотя сценических способностей у него
было так же мало, как у Загоскина.
Летом у нас, то
есть в доме Кокошкина,
был еще
спектакль, который можно назвать прощальным; он
был приготовлен секретно для сестры Кокошкина, Аграфены Федоровны, в день ее именин, женщины редкой по своей доброте и добродетельной жизни: мы сыграли маленькую комедию Коцебу «Береговое право» и комедию Хмельницкого «Воздушные замки».
Он хотел
было остаться до шести часов вечера, то
есть до начала
спектакля, но я, под разными предлогами, выпроводил его.
Шаховской знал это лучше всех; но как его пиеса
была сопровождаема великолепным
спектаклем, то
есть множеством народа, певцов, певиц, танцовщиков и танцовщиц, то ее и нельзя
было давать на сцене Малого театра.
Великолепный
спектакль —
была также маленькая слабость Шаховского, как я после узнал.
Тальма в слуги тебе не годится: ты
был сегодня бог!» — Через несколько дней после этого
спектакля, когда Шаховской находился еще в упоении от игры Мочалова в роли князя Радугина, приехал в Москву из Петербурга какой-то значительный господин, знаток и любитель театра, давнишний приятель князя Шаховского.
Я ни слова не сказал о замечательном
спектакле, которого
был самовидцем в 1826 году, вскоре по приезде в Москву.
Это
был спектакль-гратис [Бесплатный (лат. gratis).] для солдат и офицеров.
Я думал, что виденный сейчас
спектакль будет единственным предметом разговоров, но я ошибся: солдаты говорили, судя по долетавшим до меня словам, о своих собственных делах; впрочем, раза два или три речь явственно относилась к театру, и я слышал имя Щепкина с разными эпитетами «хвата, молодца, лихача» и проч.
Спектакль в театральной школе
был очень замечателен.
В апреле замечательных
спектаклей не
было, кроме бенефиса в пользу сирот Рыкалова, составленного из двух пиес кн.
Я дал слово приехать, если не
будет препятствий, именно на первый
спектакль, который назначался на 22 июля, в день именин его дочери, [В этот год мне не удалось исполнить мое обещание.
Года через два или три, именно в это число, я
был в Бедрине и видел денной и ночной
спектакль на открытом воздухе.
Причина горячего участия Писарева в этом
спектакле, конечно, мне и другим
была известна; но, к несчастию, ничто не могло поколебать его безумного увлечения.
Не помню, кем именно
был затеян в это время
спектакль, который надобно
было дать в подмосковном селе Рожествене в день рождения московского военного генерал-губернатора князя Димитрия Владимировича Голицына.
Я уже говорил об этом несчастном
спектакле, которого дослушать с вниманием не
было никакой возможности; к концу пиесы многие зрители разъехались.
После нее должен
был идти мой перевод комедии Мольера «Школа мужей», а в заключение
спектакля, назначенного 26 января будущего 1828 года, шел водевиль в одном действии, переведенный с французского Писаревым, «Средство выдавать дочерей замуж».
Водевиль Писарева «Средство выдавать дочерей замуж», которым заканчивался бенефисный
спектакль,
был разыгран прекрасно и принят публикою очень хорошо, но все не так, как он заслуживал.
Писарев взял с меня честное слово, что я заеду к нему по окончании
спектакля, как бы это ни
было поздно.
Больной не вдруг отпустил меня, я принужден
был рассказать ему много подробностей о ходе
спектакля и уехал уже часа в два.
Неточные совпадения
Спектакль был во всем разгаре.
Глаза матери светились ярко, можно
было подумать, что она немного подкрасила их или пустила капельку атропина. В новом платье, красиво сшитом, с папиросой в зубах, она
была похожа на актрису, отдыхающую после удачного
спектакля. О Дмитрии она говорила между прочим, как-то все забывая о нем, не договаривая.
И, подтверждая свою любовь к истории, он неплохо рассказывал, как талантливейший Андреев-Бурлак пропил перед
спектаклем костюм, в котором он должен
был играть Иудушку Головлева, как
пил Шуйский, как Ринна Сыроварова в пьяном виде не могла понять, который из трех мужчин ее муж. Половину этого рассказа, как и большинство других, он сообщал шепотом, захлебываясь словами и дрыгая левой ногой. Дрожь этой ноги он ценил довольно высоко:
Она ехала и во французский
спектакль, но содержание пьесы получало какую-то связь с ее жизнью; читала книгу, и в книге непременно
были строки с искрами ее ума, кое-где мелькал огонь ее чувств, записаны
были сказанные вчера слова, как будто автор подслушивал, как теперь бьется у ней сердце.
В назначенный вечер Райский и Беловодова опять сошлись у ней в кабинете. Она
была одета, чтобы ехать в
спектакль: отец хотел заехать за ней с обеда, но не заезжал, хотя
было уже половина восьмого.