Неточные совпадения
Александр Семеныч Шишков был в это время министром народного просвещения. Разумеется, я поспешил с ним увидеться. Я говорил уже в одном из моих воспоминаний, что он назначил меня цензором в
московском, будущем, отдельном от университета, цензурном
комитете, который должен был открыться через несколько месяцев. Это обстоятельство много облегчало для меня трудность
московской жизни.
На другой день в «
Московских ведомостях» было напечатано объявление об открытии нового цензурного
комитета с приглашением всех, имеющих до него надобность, являться ежедневно с девяти часов утра до трех часов пополудни.
Занимается в школе сам, приохочивает к занятиям Софью Андреевну, пишет статьи о народном образовании, подвергает уничтожающей критике существующие методы народного обучения, изобретает свой способ обучения грамоте, устраивает в Москве состязание с
Московским Комитетом Грамотности в сравнительных достоинствах своего метода и общепринятого звукового.
Дневник! Я расскажу тебе на ухо то, что меня мучает: я б-о-ю-с-ь своей аудитории. Перед тем как идти к ребятам, что-то жалобно сосет в груди. Я неплохо готовлюсь к занятиям, днями и вечерами просиживаю в читальне
Московского комитета, так что это не боязнь сорваться, не ответить на вопросы, а другое. Но что? Просто как-то неудобно: вот я, интеллигентка, поварилась в комсомоле, начиталась книг и иду учить рабочих ребят. Пробуждать в них классовое сознание. Правильно ли это?
Неточные совпадения
— Да-с! А теперь на месте Герцена сидит председатель
московского цензурного
комитета.
Редакция «Будильника» четверостишие даже и в набор не сдала. М.Н. Катков был священной особой для
московского цензурного
комитета, потому что все цензоры были воспитанниками Каткова и сотрудничали в «
Московских ведомостях», чем были сильны и неприкосновенны. Их, как древних жрецов, писатели и журналисты редко лицезрели.
Цензура ошалела и руками разводила, потому что, к великому ее удивлению, нагоняев пока из Петербурга не было, а ответа на цензорские донесения о прегрешениях газеты
Московским цензурным
комитетом, во главе которого стоял драматург В.И. Родиславский, не получалось.
В.В. Давыдов даже не поморщился; откупорили бутылку и налили коньяку в стаканы зеленого стекла, а Василий Николаевич в это время, по общей просьбе, стал читать принесенный им рассказ, который назывался «Как мы чумели». Его напечатали в «Зрителе», а потом осмеянная особа, кажется, генерал Лорис-Меликов, укрощавший чуму в Ветлянке, где-то около Астрахани, обиделся, и из Петербурга пришел нагоняй
московскому цензурному
комитету за пропущенный рассказ.
Вскоре после этого Н.А. Зверев приехал в Москву и потребовал к себе всех
московских редакторов. Пошел и я. Он собрал редакторов в кабинете цензурного
комитета и начал увещевать, чтобы были потише, не проводили «разных неподходящих идей», и особенно набросился на своего бывшего товарища по профессуре В.А. Гольцева, редактора «Русской мысли», и В.М. Соболевского, редактора «Русских ведомостей».