Неточные совпадения
Чем ранее
начинаются палы, тем они менее опасны, ибо опушки
лесов еще сыры, на низменных местах стоят лужи, а
в лесах лежат сувои снега.
Нельзя сказать, чтоб дрозды и с прилета были очень дики, но во множестве всякая птица сторожка, да и подъезжать или подкрадываться к ним, рассыпанным на большом пространстве, по мелкому голому
лесу или также по голой еще земле, весьма неудобно: сейчас
начнется такое чоканье, прыганье, взлетыванье и перелетыванье, что они сами пугают друг друга, и много их
в эту пору никогда не убьешь, [Мне сказывал один достоверный охотник, что ему случилось
в одну весьма холодную зиму убить на родниках
в одно поле восемнадцать дроздов рябинников, почти всех влет, но это дело другое] хотя с прилета и дорожишь ими.
В неделю пролет и высыпки кончатся; жилые, туземные вальдшнепы займут свои
леса, и сейчас
начинается тяга, или цуг.
Как скоро весной слетят высыпки,
начинается стрельба вальдшнепов на тяге, которая происходит всегда
в лесу, через поляны, просеки и лесные дороги.
Это все я говорю о тех вальдшнепах, которые вывелись
в соседних
лесах и свалились из них
в мелкие кусты и болотистые уремы; но независимо от них еще задолго до отлета вальдшнепов, так сказать, туземных
начинаются осенние высыпки вальдшнепов пролетных, предпочтительно по мелким
лесам и кустам; эти высыпки
в иные года бывают необыкновенно многочисленны, а иногда совсем незаметны.
Неточные совпадения
— Вот смотрите,
в этом месте уже
начинаются его земли, — говорил Платонов, указывая на поля. — Вы увидите тотчас отличье от других. Кучер, здесь возьмешь дорогу налево. Видите ли этот молодник-лес? Это — сеяный. У другого
в пятнадцать лет не поднялся <бы> так, а у него
в восемь вырос. Смотрите, вот
лес и кончился.
Начались уже хлеба; а через пятьдесят десятин опять будет
лес, тоже сеяный, а там опять. Смотрите на хлеба, во сколько раз они гуще, чем у другого.
Сразу от бивака
начинался подъем. Чем выше мы взбирались
в гору, тем больше было снега. На самом перевале он был по колено. Темно-зеленый хвойный
лес оделся
в белый убор и от этого имел праздничный вид. Отяжелевшие от снега ветви елей пригнулись книзу и
в таком напряжении находились до тех пор, пока случайно упавшая сверху веточка или еловая шишка не стряхивала пышные белые комья, обдавая проходящих мимо людей холодной снежной пылью.
Начинался рассвет… Из темноты стали выступать сопки, покрытые
лесом, Чертова скала и кусты, склонившиеся над рекой. Все предвещало пасмурную погоду… Но вдруг неожиданно на востоке, позади гор, появилась багровая заря, окрасившая
в пурпур хмурое небо.
В этом золотисто-розовом сиянии отчетливо стал виден каждый куст и каждый сучок на дереве. Я смотрел как очарованный на светлую игру лучей восходящего солнца.
Западный склон Сихотэ-Алиня пологий, но круче, чем
в истоках Арму. За перевалом сразу
начинается лес, состоящий из ели, пихты и лиственницы. По берегам речек растут береза с желтой мохнатой корой, горный клен и ольха.
В 1910 году, зимой, я вернулся
в Хабаровск и тотчас поехал на станцию Корфовскую, чтобы навестить дорогую могилку. Я не узнал места — все изменилось: около станции возник целый поселок,
в пригорьях Хехцира открыли ломки гранита,
начались порубки
леса, заготовка шпал. Мы с А.И. Дзюлем несколько раз принимались искать могилу Дерсу, но напрасно. Приметные кедры исчезли, появились новые дороги, насыпи, выемки, бугры, рытвины и ямы…